"Аполлон Григорьев. Мои литературные и нравственные скитальчества" - читать интересную книгу автора

...известно миру,
Как он в Курске еще был
Старый друг Шекспиру,
Как он друга своего
Уходил ста за три,
Анатомили его
На Большом театре,

но в заключение о бедном, убитом судьбою, загнанном обстоятельствами,
даровитом и много сделавшем публицисте злорадно рассказывалось, что

У газетчика живет
Он на содержанья.

Не говорю уж я о том, что анатомил Гамлета на Большом театре величайший
сценический гений русской сцены, т. е. Мочалов, и что Полевой своим
поэтическим и единственно возможным для русской нашей сцены переводом
Гамлета так уходил своего старого друга, что Гамлет разошелся чуть что не на
пословицы. Это еще ничего, потому что о вкусах не спорят; но ругаться над
человеком, который долго, честно, жарко боролся и силою совершенно внешних
обстоятельств вынужден был круто поворотить с одной дороги на другую,
вынужден для спасения семьи от голода и за неимением собственного
журнального органа работать у Сенковского, ругаться вместо того, чтобы
сожалеть о слабости характера даровитого литературного деятеля, достойно
только тех старцев, которые, навязывая свою солидарность народному
направлению, как ржавчина подъедали чистоту задач "Московского вестника" и
"Москвитянина"... {51} ("Русскую беседу", также и "День" не удалось им
опозорить этою солидарностью - и слава богу!).
О старцы, старцы! Прошло уже много лет с тех пор, как мы, т. е. кружок,
во главе которого стояли Погодин и Островский, несли со всем пылом ~и
энергией молодости, с ее весельем и свежестью лучшие силы, лучшие соки жизни
на служение национальному направлению и не могли, однако, поднять наш
журнальный орган, именно потому только, что глава редакции, Погодин, не мог
отречься от губительных солидарностей; прошло уже около десяти лет после
этого, но без приливов желчи я и теперь еще не могу вспомнить о наших
тщетных, хоть и жарких усилиях...
Есть, еще раз повторю я, новые книги, в которых или целая литературная
пора, или известное направление сказываются по-домашнему.
Вот также книжка, например, "Московские элегии" г. М. Дмитриева. {52}
Маленькая, но назидательная, я вам скажу, книжка, способная самого истого
москвича, если только в нем мало настоящей московской закваски, довести до
полнейшего остервенения на такую Москву, какая является идеалом для
"маститого", говоря высоким тоном, певца; книжка, которая, если паче чаяния
одна только вместе с нашими обличительными изданиями уцелеет для отдаленного
потомства, способна оправдать даже хамскую ненависть к почве и Москве
какой-нибудь "Абличительной головешки", {53} как "Назидательная головешка"
{54} г. Аскоченского, если тоже она одна уцелеет, способна оправдать наших
бюхнерчиков и молешотиков. {55} Большей инфамии {56} наложить на Москву, как
наложили эти поэтические досуги, невозможно: враг самый заклятый ничего