"Аполлон Григорьев. Мои литературные и нравственные скитальчества" - читать интересную книгу автора

эпохи, Полевой и его направление расходились постоянно с своими
противниками.
Был, например, или, лучше, только что начинал быть в это время на сцене
весьма странный чудак, которого имя я упомянул и которого имя я постоянно
вношу самым смелым образом в историю целой полосы нашего развития, не просто
как имя сценического художника, осуществителя образов, данных литературою, а
как имя представителя веяния, творца образов самостоятельного, поэта,
который был в своем творчестве цельнее и выше своих драматургов. Я говорю
конечно о Мочалове, но не с тем, чтобы о нем повести речь... Место ему, как
одному из великих воспитателей всего нашего поколения, в дальнейшем течении
моих записок. Здесь я коснусь только отношения к этой гениальной силе того и
другого лагеря. Аксаков, например, как сам художник, Загоскин, как даровитый
и впечатлительный русский человек, князь Шаховской и Кокошкин, как большие
знатоки и любители театра, конечно, одни, как Аксаков, и понимали и
чувствовали, другие только чувствовали - что это за сила самобытная и
могучая, но или все, кроме, впрочем, женственно восприимчивого Загоскина, не
брали его таким, каким бог его создал, хотели от него чего-то условного в
художестве, чего-то условного и в жизни, не мирились с его беспутством,
возмущались его плебейством и прочая. Взять его таким, каким он был,
Предоставлено было только Полевому, короновавшему его ролью Гамлета, да
Белинскому, разъяснившему этого оригинального мочаловского Гамлета. Но обо
всем объясним после.
Я рассказал вам, мой читатель (на читательниц в отношении этих глав я
плохо рассчитываю и полагаю, что так называемые серьезные из них находят
теперь более вкуса в анатомических, чем в исторических, Диссертациях),62
положение литературных шашек в избранную мною минуту.
Но вы не торопитесь, пожалуйста, совсем становиться на стороне не
только что фельетониста Ушакова против С. Т. Аксакова и его кружка, но даже
и на стороне Полевого против старцев и "Московского вестника". Вы все
помните, все держите, пожалуйста, в голове пословицу: девять раз примерь и в
десятый отрежь, и все имейте в виду концы, а именно:
1) Что В. А. Ушаков кончит "Висяшей".
2) Что Полевой напишет "Парашу", "Ермака" и проч.
3) Что, наконец, сама борьба, поднятая им против
абсолютно-государственной идеи Карамзина, кончится в наши дни хохлацким
жартом над русскою историею, сведением Московского государства на одну доску
с разными отпадшими ханствами {63} и проч. или не то поморскими, не то
просто поморными галлюцинациями русских историков "Искры". {64}
Вот вы это все имейте в виду, и так как процесс литературных стремлений
есть процесс органический, то поприсмотритесь еще к данной минуте и
посмотрим, нет ли уже в ней самой зачатков плана разложения.
Есть, и есть несомненно. Я говорил до сих пор "по волку", стоит только
начать {65} говорить "против волка". {66}
Полевой и его направление действительно отражали в себе, как в зеркале,
все современные веяния, но отражали безразлично, поверхностно, почти что
бессознательно. Молодежь, воспитываемая этими бессознательно отраженными
направлениями, делилась на две части: одну - меньшую, которая шла в глубь
дела, принимала веяния всурьез, переводила их в жизнь и скоро ощущала
страшное неудовлетворение поверхностным отражением, а другую, конечно
многочисленнейшую, которая совершенно довольствовалась верхами и, вероятно,