"Дмитрий Васильевич Григорович. Рыбаки (Роман из простонародного быта) " - читать интересную книгу автора

голову младенца, но даже покрывала его всего с головы до ног; но это
обстоятельство нимало не мешало Акиму радоваться своей покупке и выхвалять
ее встречному и поперечному. Бывало, день-деньской сидит он над мальчиком и
дует ему над ухом в самодельную берестовую дудку или же возит его в тележке
собственного изделия, которая имела свойство производить такой писк, что,
как только Аким тронется с нею, бывало, по улице, все деревенские собаки
словно взбесятся: вытянут шеи и начнут выть.
- Эк их подняло!.. Знать, Аким возит своего солдатенка! - говорят бабы.
Так прожил Аким пять лет, вплоть до той самой минуты, когда солдатка
его отдала богу душу.
Последующая жизнь его была преисполнена горестей и неудач всякого рода.
Если б кто-нибудь из окрестных мужиков нуждался в няньке, Аким мог бы еще
как-нибудь пристроиться, но дело в том, что окрестным мужикам нужен был
только дюжий деловой батрак. К тому же в эти пять лет Аким окончательно уже
обленился и стал негоден ни к какой работе. Поднял он себе на плечи
сиротинку-мальчика и снова пошел стучаться под воротами, пошел толкаться из
угла в угол; где недельку проживет, где две - а больше его и не держали; в
деревне то же, что в городах, - никто себе не враг. "На тебе хлебца, да и
бог с тобой!" С этого-то времени, понукаемый большею частью нуждою, и начал
он набрасывать на себя жалкенький, плаксивый вид, имевший целью возбуждать
сострадание ближних. Цель эта с каждым днем достигалась плоше и плоше.
Жаловался он всем, да никто уже его не слушал!
Не далее как накануне того самого утра Благовещения, когда мы застали
Акима на дороге, его почти выпроводили из Сосновки. Он домогался пасти
сосновское стадо; но сколько ни охал, сколько ни плакал, сколько ни старался
разжалобить своею бедностью и сиротством мальчика, пастухом его не приняли,
а сказали, чтоб шел себе подобру-поздорову.
- Знаем мы, брат, каков ты есть, - говорили сосновцы, - не дают -
просишь, дадут - бросишь. Такой уж ты человек уродился... Ступай с богом!
Поставленный этим отказом в самое крайнее, почти безвыходное положение,
Аким решился прибегнуть к одной дальней родственнице по матери. Родственница
была замужем за рыбаком, который жил на горной стороне Оки, верстах в семи
или восьми от Сосновки. Не будь мальчика на руках у Акима, он ни за что не
предпринял бы такого намерения: муж родственницы смолоду еще внушал ему
непобедимый страх. Рыбак был человек деятельный, расторопный - крепкий был
мужик, пустыми делами не занимался, любил работать, любил также, чтоб и люди
не тормозили рук. Аким знал, что муж родственницы не больно его жалует:
сколько раз даже рыбак гонял его от себя. Но, с другой стороны, дядя Аким
знал также, что парнишка стал в сук расти, сильно балуется и что надо бы
пристроить его к какому ни на есть рукомеслу. Вот это-то обстоятельство
невольно подавляло в нем страх и заставило его направиться к Оке. Забота его
заключалась теперь в том только, чтобы рыбак не отказал взять к себе
парнишку. Сокрушаясь мыслями, которые, все без исключения, зарождались по
поводу парнишки, дядя Аким не переставал, однако ж, кричать на мальчика и
осыпать его угрозами.
- Ах ты, безмятежный, пострел ты этакой! - тянул он жалобным своим
голосом. - Совести в тебе нет, разбойник!.. Вишь, как избаловался, и страху
нет никакого!.. Эк его носит куда! - продолжал он, приостанавливаясь и следя
даже с каким-то любопытством за ребенком, который бойко перепрыгивал с
одного бугра на другой. - Вона! Вона! Вона!.. О-х, шустер! Куда шустер! Того