"Дмитрий Васильевич Григорович. Рыбаки (Роман из простонародного быта) " - читать интересную книгу автора

и смотри, провалится еще, окаянный, в яму - и не вытащишь... Я тебя! О-о,
погоди, погоди, постой, придем на место, я тебя! Все тогда припомню!
В ответ на это мальчик приподнял обеими руками высокую баранью шапку
(ту самую, что Аким купил, когда ему минула неделя, и которая даже теперь
падала на нос), подбросил ее на воздух и, не дав ей упасть на землю, швырнул
ее носком сапога на дорогу.
- Ну вот, поди ж ты! А? - вымолвил дядя Аким с таким выражением,
которое ясно показывало, что он скорее удивлялся выходке баловня, чем
сердился на него. - Эй, Гришутка, стой! Стой! Не по той дороге пошел!
Вернись назад, вернись, говорят! - подхватил немного погодя Аким, отчаянно
размахивая оборванными рукавами, - вернись назад: не ходи, говорят; ступай
сюда! Ну, так и есть, пошел теперь по снегу шмыгать!.. Да ты обогни лучше
дорогу-то, баловень ты этакой!.. Нет, дует себе по снегу, да и полно! Что ты
станешь с ним делать? Ну, на то ли я тебе сапоги-то купил, а? - продолжал
старик жалобным, плаксивым голосом. - На то ли сапожишки-то купил, чтобы ты
шмыгал ими по лужам! Сам лаптишки обул - дырявые лаптишки, ему сапоги дал; а
он... ах ты, безмятежный, разбойник ты этакой, пра, разбойник! - заключил
он, сворачивая на едва заметную тропинку и суетливо преследуя мальчика,
который продолжал бежать вперед, очевидно увлекаемый против воли непомерною
тяжестью новых сапогов своих.


II

Утро Благовещения

Дорога, на которую свернул теперь дядя Аким вместе с мальчиком, служила
в зимнее время единственным сообщением между домом рыбака, куда они
направлялись, и Сосновкой. Так как сообщения с этой последней было вообще
очень мало - рыбак сбывал по большей части свою добычу в Коломну или села,
лежащие на луговой стороне Оки, - то наши путники принуждены были идти почти
наобум. Единственною путеводною точкой служил старый дуб, черневшийся в
отдалении, на обнаженном холме. Держась этого направления, Аким и непокорный
вожак его достигли наконец подошвы горы, за которой располагалась Ока.
Солнце не успело еще обогнуть гору, и часть ее, обращенная к
путешественникам, окутывалась тенью. Это обстоятельство значительно улучшало
снежную дорогу: дядя Аким не замедлил приблизиться к вершине. С каждым шагом
вперед выступала часть сияющего, неуловимо далекого горизонта... Еще
шаг-другой, и дядя Аким очутился на хребте противоположного ската, круто
спускавшегося к реке.
С этого места открывалось пространство, которому, казалось, конца не
было: деревни, находившиеся верстах в двадцати за Окою, виднелись как на
ладони; за ними синели сосновые леса, кой-где перерезанные снежными,
блистающими линиями. Ближе тянулись озера: покрытые снегом наравне с лугами,
но обозначавшиеся серою каймою лесистых берегов своих, они принимали вид
небольших продолговатых кругов; многие из них имели, однако ж, версты три в
окружности. Столетние дубы, одиноко возвышавшиеся между озерами, мелькали
как точки. Миллионы галок кружились отдельными стаями над лугами и озерами;
крики их, пропадавшие в воздухе, еще сильнее давали чувствовать всю
необъятность этого простора, облитого солнцем и пропадавшего в невидимом,