"Владимир Григорьев. По законам неточных наук (Авт.сб. "Рог изобилия")" - читать интересную книгу автора

уволакивались на дно общими усилиями армады амеб.
Профессор Изюмов прянул в сторону и невооруженным глазом уставился на
колбу. Это был взгляд человека, заснувшего, скажем, под строгими сводами
консерватории, а проснувшегося в дощатом балаганчике гонок по вертикальной
стене. Он поплотнее натянул перчатки и снова прильнул к оптике. Сомнений
быть не могло. Сваленные в кучу на самом дне слезинки уже замуровывались
каким-то изысканно-коричневым веществом. Рецепт вещества профессор
определил сразу - отруби "Мокко". Он придвинул к микроскопу киноаппарат, и
тот застрекотал, фиксируя редкие в наше время кадры трудового энтузиазма
одноклеточных.
А амебы не унимались. Они пересекали пространство пробирки во всех
плоскостях без лишней суеты и столкновений. И только одна из них сохраняла
невозмутимое спокойствие. Покрытая многочисленными бугорками-щупальцами,
она переливалась всеми цветами радуги и царственно колыхалась у самой
стенки, как бы позируя перед оптикой киноаппарата. То и дело к ней
подлетали другие участники происшествия, притормаживали, секунду
колыхались возле, будто выслушивая приказания, затем стремглав мчались
обратно, в гущу кипучей деятельности.
- Вот оно что, - задумчиво пробормотал профессор, откидываясь на спинку
кресла. - Новый вид. Занесло с улицы. Никому еще не известный образец. Да
еще какой. Несущий организующее начало. Ай-ай-ай! - И профессор яростно
потирал ладони, расхаживая по кабинету.
Поистине это был день находок и открытий Изюмова. Заполучить такой
образец, да так запросто. Да за одну эту колбу он отдал бы все остальные и
микроскоп в придачу.
Этот день разом приблизил профессора к долгожданной и, казалось, уже
угасающей цели. Он чувствовал, что новый образец поможет наконец разрешить
вопрос, из-за которого он, профессор точных наук, погрузился в эти
вечерние созерцания микромира.
Собака радуется и горюет. Жизнь соседских такс и шнельклопсов
неоспоримо свидетельствовала об этом. Хладнокровная рыба тоже знакома с
состоянием счастья: недаром в определенный час она бьет хвостом и,
серебрясь, вылетает над подсвеченной гладью аквариумов. А вот дальше, ниже
по лестнице интеллектуального и физического развития? Жуки, стрекозы,
божьи коровки, червяки, насекомые и микробы? Или на некоем уровне малости
природа поставила жесткий барьер, за которым море эмоций перестает катить
свои пенные валы?
Верный методам точных наук, в значительной части основанных на понятиях
величины, стремящейся к нулю, профессор Изюмов и здесь обратился к
исчезающе малым организмам. На них вопрос решался принципиально: защищены
они от действия эмоций, значит, барьер где-то поставлен.
Но взращенные на питательных бульонах амебы вели себя сдержанно, не
выказывая ни радости, ни горя, и единственный, кого это огорчало, был сам
Изюмов, но потом он пообвык и стал довольствоваться маленькими радостями
коллекционера. И вдруг такое благоприятствие!
Амебы, и раньше подражавшие кому попало, теперь взялись за свое с
удвоенной энергией. Они круглосуточно толпились вокруг радужного пришельца
и нет-нет да и сами поигрывали иными цветами спектра. Дескать, знай наших.
Дай время, засияем не хуже других.
Вскоре сияющих радугой представителей стало столько, что Изюмову стоило