"Ольга Григорьева. Ладога " - читать интересную книгу авторамял его на слух и так, и этак, прикидывал: "Славен, Славен, Славен..."
- Верно болтают люди - умен ты, - сказал наконец. - Быть тебе при моем сыне наставником... Разве мог я когда о такой чести мечтать?! Не мудрено, что всю душу в мальчонку вкладывал, - самолюбие да тщеславие свое тешил. Славен рос быстро. Года летели словно птицы - вроде только что были рядом, глядь - а уж едва виднеются за облаками... Как вышло, что привязался я к упрямому, умному и своенравному мальчишке? Как растопил он мое сердце, чем сломал лед, от других отделяющий? Может, случилось это, когда потерял он мать и прибежал ко мне - испуганный, дрожащий, но по-прежнему упрямый? Он так и не заплакал тогда... По-своему, по-мальчишечьи боролся со смертью, родительницу отобравшей, и победил, пусть хоть в малом... Были те годы для меня будто медовуха перепревшая, сладкими - опять любил, и горькими - таил от всех эту любовь. Славен был сыном Старейшины; как смел я мечтать, чтоб стал он моим сыном? Вновь я начал бояться: не за себя - за него, молодого, горячего, несмышленого... Верно, потому и дрогнуло недобрым предчувствием сердце в ту страшную ночь, когда завопила Сновидица, людей к кострищу собирая... Сжалось, беду чуя... СЛАВЕН Голос у нашей Сновидицы - что охотничий рог, коим по весне оленьих сбежится слушать, о чем орет старуха. На что отец мой удал да смел был, а услышал средь ночи ее вопли - вскочил, заозирался испуганно. Редко Сновидица о добром вещала, чаще беды да неудачи предрекала. А в эту ночь и вовсе спятила. - Вставайте, люди добрые! - кликала. - Вставайте и внимайте Княжьей воле! Вставайте для радости! Вставайте для печали! Сам Князь избранных укажет! Угольным крестом отметит! Полуголые да перепуганные люди повыскакивали из домов, ринулись на свет костра. Лица у всех помятые, исполошные - средь ночи подняла старуха да и не случалось еще такого, чтобы сам Князь Ладожский к болотному люду обращался! Вести из далекой Ладоги бывали, конечно, и указы Княжьи ведунья частенько выкликала, а жили все же своим умом да по своей совести. Ладога далека, не пойдешь к тамошним боярам суд вершить, вот и шагали, чуть что, к моему отцу, кланялись ему в ноги: - Рассуди, Старейшина. Реши дело миром. Отец и судил, как умел - твердо да сурово. В наших краях иного суда не признают - не выживешь в Приболотье без строгого закона. Отец в печище нашем - и правда, и доля, и единственная надежа в беде. Даже Сновидица его почитала, говорила мне, когда еще мальчишкой был: - Светла голова у твоего батюшки, правдиво сердце, учись, пока не повели боги в дальний путь да имя не сменили. Я ее понять не мог. Боги... Путь... Имя... Глупость какая-то... Нравилось мне имя Славен, коим нарек меня ученый муж, Хитрец, и менять его |
|
|