"Ольга Григорьева. Берсерк " - читать интересную книгу автора

- Меня зовут Рекон, - сказала женщина. - А моего мужа Реас. Мы - эсты.
Мальчики подобрали тебя на берегу и принесли сюда.
Значит, все-таки не ирий. Я разочарованно вздохнула и, готовясь к
худшему, впилась пальцами в теплые, наваленные на меня шкуры.
- Ты ничего не хотела говорить им о себе, - продолжала Рекон. - Хотя и
захоти - не смогла бы.
Почему? Я постаралась шевельнуть губами. Они не слушались. Язык
наткнулся на два острых, торчащих вверх обломка. Всего два... Черный Трор
постарался не сильно искалечить товар.
- Ты не переживай, - посочувствовала эстонка. - Красавицей ты, может, и
не будешь, но, когда все заживет, говорить сможешь. А я тебя подлечу. Вот
только как тебя звать - не знаю.
Она поднялась и, внимательно глядя на меня, сцепила белые пухлые пальцы
на вышитом переднике:
- Реас любит мальчиков, а мне всегда хотелось иметь дочь. Только боги
не дали. Ты для меня - дар. Дар моря... И, словно прислушиваясь к себе
самой, повторила:
- Дара...
Вот так Рекон назвала меня моим же именем. Она не ошиблась - мои
разбитые губы быстро зажили, а обломки зубов - чтоб не болели - вытащил
Олав. Я не скоро привыкла к его лающему говору, и, едва он открывал рот,
предо мной вставало лицо мальчишки-берсерка, но Олав оказался на редкость
терпелив. Он понимал меня куда лучше своего названого старшего брата Рекони,
поскольку сам был рабом. И хотя Рекон и Реас звали урманина сыном, Олав
чувствовал себя в их доме словно птица в человечьем жилье.
- Когда-то я жил в Норвегии. Мой отец был конунгом, по-вашему князем, и
мать - дочерью ярла, - в краткие мгновения откровенности поверял он мне. -
Отца подло убили, а мать и мой воспитатель, Торольф Вшивая Борода, пытались
увезти меня от убийц. Я не помню лиц, помню лишь, что мы все время куда-то
бежали и прятались. А потом мать повезла меня морем, и на нас напал эст
Клеркон. Он взял нас в плен, но Торольф был слишком стар для раба. Эст убил
его. Когда Торольф умирал, то потянулся ко мне и прошептал: "Ты - сын
Трюггви-конунга! Запомни это и умей до времени молчать". Мудрее Торольфа не
было никого на свете, и я помню его последние слова. Когда я вырасту, то
пойду к конунгу Руси и поступлю в его дружину, а потом соберу свой хирд,
построю большой драккар со змеиной головой на носу и найду своих врагов".
Олав думал так же, как я. Казалось, мои Доля с Неполей и его урманские
Норны сплели нам совсем одинаковые нити жизни. Может, поэтому мы стали
друзьями? А может, потому, что он один упорно не замечал моего уродства.
Сапоги Черного Трора оставили на моем лице несмываемые отметины. Белые и
розовые шрамы рассекали мои губы, делая их толстыми, будто размазанными
вокруг рта, а дырки от вытащенных Олавом зубов сияли чернотой, словно пещеры
подземной богини Сумерлы.
Я долго не знала, что делать с обломанными зубами. Они царапали язык и
болели, но на первое предложение Олава избавиться от них я ответила отказом.
- Ну и зря, - сказал Олав. - Если тебе что-то. мешает - лучше всего
убрать это.
Слова Олава меня не убедили. Я слишком хорошо запомнила ту боль, когда
сапог Трора впился в мой рот, И, как ни старалась, не могла побороть страх.