"Пьер Грималь. Сенека " - читать интересную книгу автора

дальнейшем он таких "подарков" больше ученику не делал. Преодоление первых
ступеней посвящения означало, что отныне Луцилий созрел для настоящего
образования. Новый подход к ученику обнаруживается в тридцать первом письме,
свидетельствующем, что с начала переписки он существенно переменился ("Узнаю
моего Луцилия; в нем начинает проявляться муж, на существование которого я
надеялся"). Можно предположить, что в одном из предшествующих писем Луцилий
заявлял Сенеке, что отвергает предвзятые ценности, тем самым доказав, что в
полной мере осознал примат внутреннего над внешним, к которому его
постепенно готовил наставник. Теперь можно было идти дальше, вооружив разум
новичка против ложных суждений и многочисленных соблазнов духа, которыми
общество - мир ложных ценностей - окружает человека, пожелавшего вступить на
путь мудрости. Ведь одного желания мало, нужны еще глубокие знания. Об этом
Сенека говорил Луцилию в шестнадцатом письме, однако в то время его
подопечный явно не достиг еще уровня, позволяющего понять важность этого
утверждения, которое у самого Сенеки опиралось и на весь опыт предшествующей
духовной жизни, и на основополагающую доктрину школы, учившей, что всякая
добродетель - не знание, но всеобъемлющее качество души.
Легко заметить, что "Письма к Луцилию" объединены безупречной
внутренней логикой и последовательностью. Сенека не жалеет сил, чтобы увлечь
Луцилия на тот же путь, которым прошел сам. С помощью простых выражений и
знакомых образов он описывает ученику этапы предстоящей духовной эволюции.
Вспоминая радость, пережитую в день, когда он впервые надел мужскую тогу,
наставник предрекает Луцилию, что его ждут такие же счастливые минуты, когда
он "благодаря философии займет свое место в ряду мужей". Делясь с учеником
своими чувствами, Сенека признает, что возникшая за годы переписки и
установившаяся между ними духовная близость пошла на пользу и ему самому,
"преобразив" его, однако тут же добавляет, что передать свой душевный опыт
при помощи одних слов и книг не сможет, поскольку книги не обеспечивают, а
всего лишь создают необходимые условия для духовного восприятия, которое
всегда является волевым актом и требует участия всего существа человека.
Эта концепция воли или, точнее, стремления зародилась не в Риме и, как
доказал Поленц, не была чуждой ортодоксальному стоицизму; она зиждется на
психологии школы, допускающей, как известно, существование порыва (impetus,
h m r o ) как непроизвольного движения души, принадлежащего не сфере
рационального, но сфере первичных проявлений человеческой сущности. Стоики
рассматривали первичный порыв как один из основных предметов изучения
философии нравственности, считая свойством разума способность воздействовать
на этот порыв, иррациональный по своей природе, с целью его преобразования в
сознательный волевой акт, творимый с чувством внутреннего согласия
(adsensio). Сенека безоговорочно принимал это учение, на котором, как и
следовало ожидать, основывается и его собственная методика обучения.
Человек, еще не сформировавшийся как философ (stultus), находится целиком во
власти порыва, даже не сознавая этого. Только философия способна развить в
нем сознательное начало, благодаря которому разум обретает присущую ему роль
"ректора", то есть руководителя и наставника. Развитие Луцилия шло именно по
такому плану. Вначале это человек, влекомый неосознанным стремлением к благу
или к тому, что ему представляется благом, но в процессе размышления над
максимами, предложенными его вниманию другом и наставником, в нем постепенно
просыпается чувство, поначалу довольное смутное, что истинная ценность
заключается в той позиции, которую занимает его собственная внутренняя