"Пьер Грималь. Сенека " - читать интересную книгу автора

отношении двигавших им мотивов. Он никогда не ставил своей целью выразить в
литературной, безличной по существу, форме свое понимание глобальных проблем
духовной жизни. Мы уже показали сразу на двух примерах - Луцилия и Серена, -
что посвященные обоим произведения создавались автором с пристальным учетом
личности "адресата". И даже если в отношении других его сочинений подобная
наглядная демонстрация трудно, а порой и вовсе не доказуема, факт остается
фактом: все сохранившиеся до наших дней произведения Сенеки обращены то к
другу, то к родственнику, то просто к знакомому, но в любом случае к
человеку, которого автор пытается, во-первых, просветить, а во-вторых и
в-главных, подвести к осознанию истинности и чистоты духовной жизни. Вот
почему в этих работах Сенека никак не мог обойтись без риторики, ибо именно
риторика надежнее прочих средств позволяет достичь поставленной философом
цели - быть убедительным.
Мы полагаем необходимым, по мере возможности, вычленить в творчестве
Сенеки долю, которой он обязан риторике, то есть красноречию, какому обучали
и каким широко пользовались в его время многие. Влияние риторики
прослеживается в выразительных деталях, в использовании традиционных
ораторских приемов, таких, например, как олицетворение, но также и на более
глубоком уровне, на уровне композиции. Обсуждению этой темы мы посвящаем
отдельную главу этой книги.

* * *

Одной из самых щекотливых проблем, затрудняющих толкование и даже
простое понимание творчества Сенеки, является проблема языка и
непосредственно словаря мыслителя. Зачастую комментаторы и переводчики
приступают к работе над его текстами, имея в своем арсенале одно лишь знание
латыни и абсолютно игнорируя тот факт, что самому Сенеке приходилось
затрачивать немалые усилия на приведение используемых им слов в соответствие
с греческим философским вокабулярием. Подобный подход чреват не только
ошибками в деталях, но и превратным пониманием общей авторской позиции,
когда стремление древнеримского стилиста выразить в наиболее адекватной
форме понятия, свойственные Стое, низводится до уровня чисто литературной
эстетики.
Эта проблема не была новой для Рима, но ко времени Сенеки она все еще
не нашла окончательного решения, так что мыслителю пришлось призвать на
помощь все свое воображение, чтобы внести свой вклад в его поиск. Новейшие
историки не всегда отдают себе в этом отчет. Нам известно, что Секстии (во
всяком случае, Секстий-отец) преподавали по-гречески. Разве стали бы они это
делать, если бы латинский язык, родной для их аудитории, давал возможность
адекватного выражения всех понятий учения? Вспомним, что, в отличие от
эпикуреизма, известного в переводах уже с конца II века до н. э. и задолго
до Лукреция, стоицизм до появления трактата "О пределах добра и зла"
оставался грекоязычным учением. Великие стоики, перенесшие на римскую почву
учение Зенона, Хрисиппа и их последователей, то есть Панетий и Гекатон
Родосцы, а также Посидоний, писали по-гречески. Судя по всему, их римские
продолжатели, такие, как Рутилий Руф, Элий Туберон и другие, даже не
пытались излагать свои убеждения на латыни. И Цицерону, написавшему трактат
о стоической философии от лица Катона, пришлось заново создавать язык
римского стоицизма. То, что сделал Цицерон, сопоставимо с тем, что совершил