"Александр Грин. Человек с человеком" - читать интересную книгу автора

признаки; они, не думая даже подставлять правую для удара щеку, не
прекращают отношений с людьми; но тень печали, в благословенные, сияющие,
солнечные дни цветущего острова Робинзона сжимавшей сердце отважного
моряка, всегда с ними, и они вечно стоят в тени. "Когда янычары, взяв
Константинополь, резали народ под сведем Айя-Софии, - говорит легенда, -
священник прошел к стене, и камни, раздвинутые таинственной силой, скрыли
его от зрелища кровавой резни. Он выйдет, когда мечеть станет собором".
Это - легенда, но совсем не легенда то, что рано или поздно наступит день
людей, стоявших в тени, они выйдут из тени на яркий свет, и никто не
оскорбит их.
Я задумался и увидел печального Робинзона на морском берегу в тишине
дум.
Аносов сказал:
- Кое о чем хотелось бы рассказать вам. А может быть, вы мало
интересуетесь этой темой?
- Нет, - сказал я, - что может быть интереснее души человеческой?
- В 1911 году привелось мне посетить редкого человека. Я стоял на
Троицком мосту. Перед этим мне пришлось высидеть с другими не имеющими
ночлега людьми полночи. Я, как и они, дремал на скамье моста, свесив
голову и сунув руки между колен.
Подремывая, видел я во сне все соблазны, коими богат мир, и рот мой,
полный голодной слюны, разбудил меня. Я проснулся, встал, решился и, - не
скрою, - заплакал. Все-таки я любил жизнь, она же отталкивала меня обеими
руками.
У перил было жутко, как на пустом эшафоте. Летняя ночь, пестрая от
фонарей и звезд, окружила меня холодной тишиной равнодушия. Я посмотрел
вниз и бросился, но, к великому удивлению своему, упал обратно на
мостовую, а затем сильная рука, стиснув мне до боли плечо, поставила меня
на ноги, отпустила и медленно погрозила пальцем.
Ошеломленный, я тихо смотрел на грозящий палец, затем решился взглянуть
на того, кто встал между рекой и мной. Это был усталого, спокойного вида
человек в темной крылатке, шляпе, бородатый и плотный.
- Обождите немного, - сказал он, - я хочу поговорить с вами.
Разочарованы?
- Нет.
- Голодны?
- Очень голоден.
- Давно?
- Да... два дня.
- Пойдемте со мной.
В моем положении было естественно повиноваться. Он молча вышел к
набережной, крикнул извозчика, мы сели и тронулись, я только что хотел
назвать себя и объяснить свое положение, как, вздрогнув, услышал тихий,
ровный, грудной смех. Спутник мой смеялся весело, от всей души, как
смеются взрослые при виде забавной выходки малыша.
- Не удивляйтесь, - сказал он, кончив смеяться. - Мне смешно, что вы и
многие другие будут голодать, когда на свете так много еды и денег.
- Да, на свете, но не у меня же.
- Возьмите.
- Я не могу найти работы.