"Александр Степанович Грин. Тихие будни" - читать интересную книгу автора

мысленно улыбаться.
Рота, кончив стрельбу, с молодецкими песнями о "генерал-майоре Алхаз" и
"крутящемся голубом шаре", вернулась в лагерь. Соткина разыскал взводный.
- Соткин, - равнодушно сказал он, кусая губу, - оденься и на линейку.
Солдат, выслушав приказание, вернулся в палатку, повесил на себя все,
что требовалось уставом, - манерку, патронташи, скатанную шинель, сумку,
взял винтовку и вышел, готовый провалиться сквозь землю. Красный, как пион,
Соткин смотрел в холодное лицо унтера едва не умоляющими глазами. Унтер,
осмотрев снаряжение, отвел Соткина к середине линейки и поставил лицом к
лагерю...
- Так-то, - сказал он и посмотрел на часы, а затем ушел.
Соткин взял "на плечо". Солдаты, проходя мимо него, бросали косые
взгляды - так странно было видеть под ранцем именно Соткина. Он, обливаясь
потом, мучился терпеливо и стойко; нестерпимо жгло солнце, накаливая
затылок, и от жары в ноющем от тяжести и неестественного положения руки теле
пробегал нервный озноб. Седой фельдфебель, улыбаясь в усы, подошел к
Соткину, открыто и ласково посмотрел ему в глаза и так же ласково произнес:
- Ближе носки. Локоть.
Прошло два часа. Соткина отпустили, он пришел в палатку и долго, делая
вид, что чего-то ищет, рылся в сундучке, избегая разговаривать с товарищами.
Смущение его прошло только к вечеру.
Через день снова была стрельба, но на этот раз - случайно или нет -
Соткин попал из пяти четыре. Солдат облегченно вздохнул.
- В первый разряд попадешь, - монотонно сказал ему, проходя в цепи,
взводный, - на приз выйдешь, часы получишь.
Он, конечно, смеялся. Соткин так это и понял, но только махнул рукой,
думая: "Собака лает - ветер носит". Их глаза встретились на одно лукавое,
немое мгновение, и Соткину стало ясно, что унтер определенно и жестоко будет
ненавидеть его за все, что бы он ни сделал, плохо или хорошо - все равно, за
то, что он - Соткин.
Прошло несколько дней. Взвод чистил ружья. Тряпочка, навернутая на
конец шомпола, давно уже выходила из дула чистой, как стиранная, и Соткин
стал собирать разобранную винтовку. Ефрейтор, наблюдающий за работой,
подошел к Соткину.
- Дай-ка взглянуть. - Он поднес дуло к глазам, обратив другой конец
ствола к солнцу, смотрел долго, увидел, что вычищено отлично, и поэтому
заявил:
- Три. Протирай еще.
- Там ничего нет, - возразил Соткин, показывая протирные тряпки, - вот,
посмотрите.
- Если я говорю... - начал ефрейтор, пытаясь подобрать выразительную,
длинную фразу, но запнулся. - Почисти, почисти.
Соткин для виду поводил шомполом в дуле минут десять, но уже чувствовал
подымающийся в душе голос сопротивления. Этот день был для него
исключительно неприятным еще потому, что утром он потерял деньги, восемь
рублей, а вечером произошло обстоятельство неожиданное и крутое.
Человек тридцать солдат, поужинав, собрались в кружок и, под
руководством организовавшего это увеселение фельдфебеля, пели одну за другой
солдатские песни. Слушая, стоял тут же и Соткин. У него не было ни слуха, ни
голоса, поэтому, не принимая участия в хоре, он ограничивался ролью человека