"Александр Степанович Грин. Веселый попутчик" - читать интересную книгу автора

же его взгляд, несмотря на беспокойство и живость, отличался необъяснимым
внутренним равновесием и лукавой, подкупающей мягкостью.
- Ты голоден? - быстро спросил он.
- Да, но в высшем смысле, - сказал Железный Крючок. - В вульгарном
смысле я сожрал бы быка, а в высшем удовлетворюсь виноградинкой и глотком
воды Сирано де-Бержерака.
- В таком случае, - сказал Эмерсон, - выбирай либо низший, либо высший
смысл, - а может быть, есть середина между тем и другим, так как ты сегодня
обедаешь у меня, где можешь в придачу получить пару сносных брюк и рубашку.
Совершенная уверенность и невозмутимость тона, каким Эмерсон высказал
эти радушные вещи, произвели быстрое и ошеломительное действие. Билль
Железный Крючок внезапно согнулся, как будто его ударили палкой по животу,
затем сел и стал мять в ладонях лицо, удерживая такой страшный,
душепожирающий хохот, какой иногда сражает нас до боли в боках, до
истерических взвизгиваний и может повести к смерти, если развеселившийся
таким образом человек имел в это время во рту что-нибудь рассыпчатое или
колючее, скажем, сухарь или непрожеванную рыбу с костями.
Пока он хохотал, Эмерсон смотрел на него с неловким выражением досады
и легкого раздражения; подметив это, Билль закатился еще неистовее.
- Как... ты... сказал?.. - выговорил он, наконец, сквозь вопли, стоны
и вздохи, сморкаясь и отдуваясь, подобно купающемуся. - Как... это - а...
э... о-ох! Как это ты так ловко завинтил?! "Обед", - говоришь, - ха-ха-ха!
и "штаны" - говоришь?! О-о! Я умру без погребения, канашка ты этакий! Может
быть, брюки из шелкового трико? И жилет к ним - белое пике с серебряными
цветочками?! Знай, что даже теперь я не променяю своих штанов на твои, а
так как ты тот самый счастливый человек, у которого нет рубашки, то и не
пытайся украсть ее, чтобы подарить мне. Нет, не говори. Не говори, что ты
обиделся за мои слова около лужи, - но как ты великолепно разыграл это?
Подними меня, я обессилел от хохота!
- Печально, - сказал старший бродяга, - если бы ты поменьше смеялся
или, по крайней мере, потрудился хорошенько меня расспросить, в чем дело,
я, может быть, оставил бы тебя восхищаться моим мнимым уменьем дурачить
прохожих на большой дороге; однако я не люблю, если мне навязывают
несвойственную роль. Вставай, веселый человек.
Билль встал. В лице и манерах его совершилась неуловимая перемена,
овладеть которой в подробностях Эмерсон не мог, но он почувствовал ее так
же ясно, как хорошую погоду, смотря на просветлевшее после дождя небо.
Взгляд Билля стал зорок и тверд, выражение лица блеснуло худо скрываемым
превосходством, и легкая улыбка презрения, столь тонкого, что почувствовать
его равнялось бы унижению, внезапно остановила речь Эмерсона. Показалось
ему, что яростно хохотал, хватаясь за живот, кто-то другой - таким
непохожим на прежнее обернулось перед ним странное лицо Билля.
Но он ничего не сказал об этом и, помолчав, медленно зашагал,
переваривая неожиданное впечатление. Билль шел рядом, иногда взглядывая на
своего спутника тем свободным движением, какое свойственно прямому и
решительному характеру.
Эмерсон принадлежал к категории людей, которые, раз начав развивать
внутренно какое-либо положение, хотя бы и оборванное, не могут уже
удержаться, чтобы не привести это положение к развитию и окончанию в
действительности. Поэтому, нахмурясь от досады на самого себя за то, что