"Александр Степанович Грин. Веселый попутчик" - читать интересную книгу автора

поэтому вы правы, не веря без доказательств.
- Я верю, - сказал Эмерсон просто, - вы доказали мою вину именно тем
"внутренним движением", какое только что тронуло меня. Но как
необыкновенно, как странно все это! То есть, я хочу сказать, что ваше и мое
положение, взятые отдельно, не есть еще редчайший курьез, - редкость
заключается в нашей встрече.
- Не меньшая, чем если ухитриться поставить иглу острием на острие
другой иглы, - сказал, улыбаясь, Дуглас. - Но со мной было так. На рауте у
Эпстона, известного, вероятно, и вам, по слухам, миллионера, рауте в честь
знаменитого путешественника Виталия Кроугли, я стал утверждать, что
человек, кто бы он ни был, может без всякого вреда для своего характера и
основных склонностей стать в любое положение на любой срок, возвратясь тем
же, чем был. Кроугли указывал неизбежное, по его словам, давление среды,
легкий, может быть, едва ощутимый осадок, муть покинутых и не свойственных
данному субъекту условий. Спор произошел в присутствии - имя не играет роли
- одной женщины; когда мой оппонент заявил, что стоит мне провести месяц на
большой дороге, и я начну вести себя с некоторой оригинальностью, - я
предложил это пари. Правда, Кроугли имел в виду мою крайнюю
впечатлительность; он утверждал, что я, незаметно для самого себя, выкажу в
обхождении и складе речи такие мелочи позаимствованного в новой среде
багажа, какие уловятся лишь посторонними. Но мне надо было обратить на себя
внимание, заставить думать обо мне одно твердое и холодное сердце. Короче
говоря, я вызвался провести шесть месяцев без денег, в рубище, исходив
полуостров от Кэза до Минигама и от Зурбагана до Сан-Риоля, питаясь, чем
случится, с тем, что, возвратясь, немедленно явлюсь в общество заранее
извещенных лиц и предоставлю их компетенции судить, оставила ли бродячая
жизнь на мне и во мне хотя бы малейший след. Но я переимчив и наблюдателен,
поэтому-то и раздражил вас, сознаюсь, утрированным изображением веселого
Билля Железный Крючок.
- Но все это крайне интересно! - сказал Эмерсон, настолько увлеченный
рассказом Дугласа, что забыл о своем странном костюме и вспомнил о нем,
лишь когда за поворотом дороги показалась затейливая голубая крыша большой
белой усадьбы. - Теперь мы дома, прошу вас, Дуглас, быть у меня гостем.
Показалось ли ему, что его спутник издал неопределенный быстрый звук,
или тот действительно произвел нечто вроде короткого восклицания,
смешанного с глухим кашлем, - только Эмерсон вопросительно взглянул на
него. Но лицо Дугласа было невозмутимо спокойно. Он, казалось, с
удовольствием рассматривает плантации, сад, городок служб и белую,
вымощенную щебнем дорогу, поворачивающую от шоссе, через зеленые изгороди,
к веранде дома.
Разговор, который вели теперь оба путника, был о редких случайностях.
Вдруг Дуглас остановился, дотронувшись до плеча Эмерсона несколько
фамильярным движением.
- Что вы? - спросил Эмерсон.
- Слушайте, - сказал, посмеиваясь, Дуглас, - слоняясь, я воспитал в
себе беса, который так и подмывает меня перевернуть банку с орехами. Будь
вы, действительно, бродягой, прикидывающимся, чтобы поморочить приятеля,
собственником большой фермы, - знаете, как я заговорил бы тогда?
- А как?
- Ну... это - искусство. Например: послушай, небритая щетина, не