"Александр Грин. ПСС, Том 2. Рассказы 1909-1915" - читать интересную книгу автора

Нужно сказать, что "табу", спасшее мне жизнь, сыграло теперь
чрезвычайно коварную роль. Умоти и его помощник Ако, опасаясь, что я,
вступив, если мне это заблагорассудится, в конспиративный союз с духами
Хамигеем, Таконтей и Вакос, могу, из беспредметной злобы, лишить воду -
рыбы, леса - зверей, женщин - плодовитости, мужчин - острого зрения и
сильной руки, но в то же время, боясь убивать меня, дабы не навлечь
бедствий, еще горших, со стороны той же злобной духовной троицы, придумали
объявить для меня "табу" все, за исключением трех шагов земли по окружности
шалаша. Запретная граница была очерчена неглубокой канавкой, и я, под
страхом лишиться правой руки, не мог перешагнуть ее ни в каком случае. О
таковом решении мне было сообщено с барабанным боем и плясками, весьма
свирепые па которых заставили меня три дня видеть плохие сны и вскрикивать.
Хорошо зная открытый, прямолинейный характер своих хозяев, я и не пытался
переступать роковую канавку, за которой мир более не существовал для меня;
за мной был установлен надзор; я очень люблю свои белые, мускулистые руки и
лишиться одной из них считаю непозволительной роскошью, и к тому же ее
наверняка бы съели; племя, живущее постоянно впроголодь, не брезгающее
гусеницами, личинками и жуками, упустило ли бы десять фунтов говядины?
"Табу", вообще, играло слишком большую роль в жизни туземцев. Я не
знаю, как они терпели такой порядок вещей. Священная роща, в которой стояло
несколько деревянных идолов, была уже испокон века "табу" - вступивший в нее
лишался языка и правого уха. "Табу" объявлялась всякая родившая в новолуние
женщина - коснуться ее и заговорить с ней, под страхом смерти, не смел
никто, кроме жреца. Молодая барышня, не старше пятнадцати лет, и в этом же
возрасте юноши обязаны были подчиняться всякому приказанию людей старше
себя. На каждый месяц было свое "табу"; так, например, запрещалось рыть
землю в апреле, в сентябре драть кору, в марте ловить рыбу; Умоти
пользовался безусловным правом объявлять "табу" на каждом шагу, что и делал
в очень широких размерах; например, кокосовые орехи он объявлял под
запретом, когда они созревали, и брал их себе, весьма неохотно уделяя часть
подданным. Иногда, дисциплины ради, он заявлял "табу" на такие вещи, как
тропа, изгородь, с целью проверить, послушно ли население. Однажды запрету
подверглись из соображений высшей политики солнце, луна и звезды, и ни один
людоед не смел посмотреть вверх.
Разумеется, при столь серьезном отношении к делу, мне и помыслить
нечего было перескочить канавку. Немытый, обросший волосами, в поясе из
древесной коры, я проводил дни, лежа у шалаша, в тягостной, нестерпимой
тоске пленника, сведенного до положения животного. Казалось мне порой, в
полудремотном оцепенении, что в мертвом тумане веков вижу я свой собственный
образ завывающего на скале, в тьме и молчании, дикого человека. Часто,
припав к земле, я плакал тяжелыми, холодными слезами. Я видел синеющее в
полуверсте море, обрывы скал, волшебную лесную растительность; далее за ними
простирались еще воды, еще острова, реки, города, целые материки, весь
пестрый узор планеты, кипящей, как водопад, блесками и очарованием; но это
было под запрещением, так как суеверный дикарь соблаговолил прохрипеть
"табу". Мне предстояло сойти с ума или же, отупев, покориться ужасному быту
правоверных язычников. Неподалеку росли цветы; я не смел сорвать их. А между
тем за любой из этих хорошеньких, упругих и влажных венчиков я с радостью
разрешил бы земле, захоти она, расступиться и поглотить всю деревню с ее
цепким, как репей, "табу", зверством и нищетой.