"Евгений Гришковец. Декан Данков." - читать интересную книгу автора

Даже вернувшись со службы на флоте, и, казалось, насмотревшись разных
людей и ситуаций, я не без содрогания заходил в кабинет к Данкову. На меня
он не кричал после моего возвращения с флота. Он меня ненавидел особым
образом. Сам он в армии не служил и с теми, кто побывал в вооружённых силах,
сталкивался редко. Он, видимо, догадывался, что орать на меня бесполезно, и
еще он подразумевал какой-то неведомый ему опыт, который был у меня. Поэтому
он смотрел на меня просто с брезгливым презрением, морщился и покачивал
головой. Это у него получалось здорово. Было обидно.
А однажды я не выдержал такого его взгляда, что-то дерзко ему сказал.
Он как-то подался вперёд, точнее, в мою сторону, стал привставать из-за
стола, мне даже показалось, что он хочет меня ударить. Но вместо этого он,
глядя мне в глаза, нашарил на столе обойный гвоздь, их на столе зачем-то
лежало несколько, взял его и большим пальцем левой руки вдавил в
полированный стол по самую шляпку. От этого по полировке побежали трещинки.
Данков был страшно сильный.
На всех собраниях, когда собирался весь факультет, он нас ругал. Ругал
сильно, разнообразно и изобретательно. Его ругань перерастала в речи. Все
эти речи сводились к тому, что он не понимает, зачем мы, студенты, изучаем
русскую словесность, зачем мы пытаемся читать книги, зачем мы мешаем жить
хорошим людям (кому именно, он не уточнял), зачем мы мучаем его, зачем мы
поступили в университет, дышим, родились.
Иногда Данков доходил в своих выступлениях до того, что неожиданно
останавливался, делал шаг назад и тщательно и долго всматривался в наши
лица, переводя взгляд с одного лица на другое. Его же лицо в этот момент
вздрагивало от мучительной судороги. Весь он выражал в этот момент полное и
отчаянное непонимание.
Он смотрел на нас, то есть, в основном, на девчонок из всех этих
сибирских городов-городочков, посёлков-деревень, неожиданно трагически
хватался за голову и как бы сам себе говорил: "Горе-то какое! Горе! Вы же не
понимаете, какая беда случилась! Что же вы с собой сделали! Вы же не
состоявшиеся доярки!!! Доярки!!!"
Я никогда не видел Данкова весёлым или хотя бы улыбающимся. Он терзал
нас и мучил не из удовольствия, он и сам, очевидно, страдал всё время. Когда
он добивался отчисления или недопущения до сдачи сессии очередной несчастной
жертвы он не торжествовал, он горевал. И ещё на его лице всё росло и
накапливалось выражение непонимания того, что происходит в мире и что
творится с людьми.

Данков частенько подчёркивал то, что он никогда не был членом
коммунистической партии. Он не боялся ничего и никого на свете. Он говорил,
что если бы он вступил в "своё время" в партию, то сделал бы совсем другую
карьеру, но он в партию не вступил по "принципиальным соображениям" . Какие
это были соображения оставалось не ясно. Видимо, он просто не терпел над
собой никакого руководства. Распоряжения ректора университета и сам ректор
ему были нипочём. Он не проявлял ни малейшего страха или хотя бы уважения к
периодическим комиссиям и проверкам. Как он при всём этом стал деканом, мне
не понятно. А главное зачем? Я думаю, что это было не понятно ему самому.
Правда, во всех его действиях и поступках чувствовалась какая-то
жертвенность. Хотя Данков, плюс ко всему, был явным атеистом и слегка
сомневающимся антисемитом. Я больше никогда не встречал сомневающихся