"Джон Гришем. Золотой дождь" - читать интересную книгу автора

крыше. Голова у меня в порядке - заступив вчера на работу в баре, я не пил.
Однако все тело словно залито бетоном, и я не в силах пошевелиться.
Малейшее движение причиняет мучительную боль. Мне даже трудно дышать.
В какой-то момент вчерашней пытки мисс Берди спросила, не пойду ли я с
ней сегодня в церковь. Посещение церковной службы не было включено в список
обязательных условий моего здесь проживания, но почему бы, подумал я тогда,
не пойти.
Если одинокая старая леди хочет, чтобы я посетил с ней службу, то это
самое малое, что я могу для нее сделать из чувства благодарности. И уж мне
это, конечно, никак не может повредить.
Поэтому я поинтересовался у нее, какую церковь она посещает. Церковь
Благодати Господней, отвечает она, что в Далласе. Живи, опираясь на помощь
ближних, - такой принцип исповедует она вместе с досточтимым Кеннетом
Чэнддером в храме и среди собственных стен.
Сегодня я вымаливаю возможность остаться дома. Она, по-видимому,
недовольна, но быстро смиряется.
Когда я был маленьким, еще задолго до того, как отец пристрастился к
алкоголю и решил послать меня в военное училище, я от случая к случаю ходил
в церковь вместе с матерью. Отец тоже бывал с нами пару раз, но все время
ворчал и брюзжал, и мы с матерью предпочитали, чтобы он оставался дома и
читал газеты. Это была маленькая методистская церковь с дружелюбно
настроенным пастором, достопочтенным Хауи, который рассказывал разные
забавные истории и умел внушить каждому, что он желанный и любимый
прихожанин.
Я помню, как мама всегда была довольна его проповедями. В воскресной
школе училось много ребят, и я не возражал, когда раз в неделю утром меня
скребли мочалкой, надевали на меня рубашку с накрахмаленным воротничком и
вели в церковь.
Однажды у матери была какая-то незначительная операция и она провела в
больнице три дня. Конечно, все дамы-прихожанки знали об интимных деталях
операции и в течение трех дней в дом потоком изливались приношения:
печеное, тушеное, жареное, пирожные, пироги и тому подобное. Приносились
горшки и блюда с таким количеством еды, которое нам с отцом и за год было
не съесть. Дамы организовали дежурство у нас в доме. Они поочередно
надзирали за порядком в кухне, убирали там, мыли, встречали все
увеличивающееся количество посетительниц, которые приносили все больше
кастрюль со съестным. В те три дня, что мать пробыла в больнице, и три дня
после возвращения у нас в доме жила по крайней мере одна из дам, и мне
казалось, что они сторожили еду.
Отец бесился. Он не мог потихоньку слинять и выпить в укромном уголке,
нельзя же заниматься подобным, когда в доме с полдюжины богобоязненных дам.
Мне кажется, они знали, что ему хочется приложиться к бутылке, и, раз уж им
удалось ворваться к нам, они решили не допустить этого. Причем
подразумевалось, что он неизменно будет радушным хозяином, а мой отец ну
никак не годился на такую роль.
После первых двадцати четырех часов он стал проводить большую часть
дня в больнице, но вовсе не хлопоча возле страждущей жены. Он пребывал в
комнате для посетителей, смотрел телевизор и потягивал колу с джином.
Я с удовлетворением вспоминаю об этих днях. Никогда в нашем доме не
царила такая теплая атмосфера, никогда не было столько замечательной,