"Линда Грант. Все еще здесь " - читать интересную книгу автора

как американцы.
Все ушло, исчезло безвозвратно, и на место новых англичан пришли старые
евреи.
Девочки, прыгавшие через резинку на булыжной мостовой Браунлоу-Хилл; их
старшие сестры - первые еврейские кокетки, бегавшие в кино на Мэри Пикфорд и
Клару Боу и поражавшие родителей румянами и губной помадой ("Боже правый,
моя дочь ходит как проститутка!"); босоногие дети, чьи отцы целыми днями
бормотали молитвы, сидя на порогах домов, или возили тележки вверх-вниз по
холму, чье знание английского ограничивалось лишь способностью сказать
властям то, что они хотят услышать, - все эти люди, бежавшие из России,
Польши, Украины на рубеже веков, после кишиневской резни, теперь доживают
свой век в доме престарелых.
Четыре года назад, когда я вошла в этот дом впервые, меня поразила
роскошь, с какой обставлены здесь комнаты для посетителей; не сразу я
сообразила, что так и в иных гостиницах: лучше всего обставлен холл, и лишь
когда ты расписываешься в книге посетителей и получаешь ключ, тебя провожают
в крохотный номерок с исцарапанной столешницей, запятнанными простынями и
видом на помойку - и всю ночь ты лежишь без сна, прислушиваясь к скрипу
кровати и шуршанию мышей под полом. Но в холле отрывисто тикают дедовские
ходики орехового дерева с тоненькими паучьими лапками стрелок. На стенах
зеркала в золотых рамах и пруды с кувшинками - милые, успокаивающие пейзажи.
Разбросанные там и сям мемориальные таблички повествуют о щедрых дарах и
пожертвова-
ниях; и все это великолепие (созданное восемью годами благотворительных
банкетов, ярмарок, гольф-турниров и тому подобного) наводит на мысль, что
старичкам и старушкам, которых каждый вечер укладывают в постель стройные
ирландские девушки, уготована здесь жизнь роскошная и беспечальная. В
воздухе ведут войну конкурирующие марки освежителей - различные, но равно
фальшивые запахи. Из холла попадаешь в другую комнату, тоже просторную и с
высоким потолком. Здесь на прилавках красного дерева разложены серебряные
меноры и субботние свечи - иные из них привезены матерями здешних обитателей
с прежней родины, - завернутые в льняные салфетки и бережно сохраненные до
конца столетия.
Сейчас март, и в устье Мерси дуют холодные ветры. Солнце уже клонится к
закату. Долгий день подходит к концу: зажжены лампы, включен телевизор,
уходят последние посетители и начинается новая жизнь- тайная ночная жизнь
дома. Быть может, сегодня кто-то умрет - смерть чаще всего приходит сюда
ночью. Одни уходят, другие занимают их место. Нам кажется, что одни и те же
старики с одними и теми же распухшими, изуродованными артритом ногами изо
дня в день сидят в одних и тех же креслах - но это иллюзия. Одни ждут своей
очереди, чтобы войти в дом, другие - чтобы его покинуть. Первая из этих
очередей тянется далеко-далеко за двери дома; я вижу в ней и Сэма, и себя.
Дом не спит, он не безжизнен: здесь развиваются драматические события, здесь
происходит самое страшное, что только бывает на свете, - раз или два в
неделю сюда является смерть и вырывает стариков из кресел.
Как бы я хотела повернуть время вспять! Поднять на ноги этих стариков и
старух, распрямить их скрюченные пальцы, выбросить костыли, сорвать
уродливую стариковскую одежду, вернуть цвета - румянец щек, черноту волос, -
выпрямить спины, заставить легкие дышать свободно. Увидеть, как они снова
растут, дюйм за дюймом, пока не достигают прежней своей стати - стати людей