"Я.И.Гройсман, Г.П.Корнилова. Встречи в зале ожидания: воспоминания о Булате Окуджаве " - читать интересную книгу автора

хохотавшим до слез.
Хохотали все.
После того как просмотр закончился и зажгли свет, этот контр-адмирал
обратился к присутствующим: "Высказывайтесь". И один за другим вставали
майоры, капитаны, полковники и говорили, что фильм - вредный, что они
поддерживают решение Госкино уничтожить картину, только авторов надо
наказать и пленку смыть...
В общем, картину разнесли в пух и прах. А этот самый контр-адмирал
сидел, опустив глаза, и молчал. Мы с Булатом смотрели на него и думали:
какой же он беспринципный: так хохотал и вдруг молчит. Когда наступила
тишина, он поднял глаза: "Все высказались? Ну так вот, картина - хорошая. А
если рассуждать, как вы (майор такой-то) или вы (полковник такой-то), то мы
вообще уничтожим искусство". И ушел. А в армии ведь как? Самая высокая
инстанция - последняя и ее никогда не обжалуют. И генерал Востоков,
курировавший тогда искусство для армии, подхватил меня и Булата под локти и
повел в свой кабинет. Закрыв почему-то дверь на ключ, он сказал: "Вашу
картину мы решили поддержать".
Так в "игольное ушко" картина "Женя, Женечка и "катюша"" пролезла на
экраны. И как ни разносила картину пресса, а "Женя, Женечка..." хорошо
прошла у зрителей, хоть и третьим экраном, без рекламы. Правда, цифры
посещаемости тогда выправлялись в пользу идеологически важных картин,
которые этими дутыми показателями оправдывали политику Госкино.

***

Я хотел работать с Булатом и дальше. Я подал не одну заявку в расчете
на Булата, потому что это были трагикомические темы. Но всё это
наталкивалось на "Что, что?! Окуджава?!" Чиновники без слов давали понять,
что и читать заявку не станут.
Отчасти дело было еще и в том, что с Булатом в то время разгорался
очередной конфликт.
"Нью-Йорк таймс" напечатала, что в СССР нет свободы творчества, и, в
частности, сослалась на судьбу Окуджавы. Булата как члена партии вызвали в
ЦК КПСС. От него потребовали написать опровержение. Булат отказался. Он
сказал: "Мне с собою жить до конца дней, а вас, не знаю, увижу ли еще раз".
Так он ответил главному идеологу, секретарю ЦК КПСС Ильичеву. И тогда
первичная писательская парторганизация исключила Окуджаву из партии, а
районная утвердила. Но ЦК КПСС замял дело. Нашлись понимавшие, что гонения
на поэта, известного на Западе, только подогреют антисоветские настроения.
И всё же, когда я задумал картину о декабристах, я не мог не прийти к
Булату, поскольку тема была ему близка. Он ведь уже написал пьесу о
декабристах для Ленинградского ТЮЗа. Я пришел к нему с предложением, чтобы
он со мной в соавторстве включился в "Звезду пленительного счастья". Он мне
сказал: "Володя, мне неинтересно иметь дело с документально известными
историями, которые не оставляют место для фантазии. Здесь я тебе не нужен".
Я возразил: "Но ты же пишешь о Пестеле повесть "Глоток свободы"?" - "Чудак,
это вовсе не о Пестеле. Я придумал героя Авросимова, писаря на допросах
Пестеля <Книга вышла под названием "Бедный Авросимов" в серии "Пламенные
революционеры". Редакторы Партиздата сквозь пальцы глянули на подмену героя
Пестеоя, согласно тематическому плану, на безвестного писаря - В.М.>... Я