"Я.И.Гройсман, Г.П.Корнилова. Встречи в зале ожидания: воспоминания о Булате Окуджаве " - читать интересную книгу автора

У нас было о чем вспомнить за джонджоли.

***

Шестидесятые годы были годами взаимосоздания поэтов и читателей. Мы
заново создавали читателей поэзии, высказывая вслух то, что думали они, а
они создавали нас своей поддержкой, хотя порой она им дорого стоила. За
распространение пленок с песнями Окуджавы или моей самиздатовской
"Автобиографии" исключали из комсомола, из университета, увольняли с работы,
налагали взыскания в армии. Мы были первыми додиссидентскими диссидентами в
то время, когда Сахаров был привилегированным засекреченным специалистом,
Солженицын - никому не известным учителем, бывшим зэком, а Бродский -
школьником.
Общественная сцена была пуста, за исключением замаячивших на ней
нескольких худеньких фигурок поэтов нашего поколения. Мы, наверное, не
меньше чем раз сто выступали вместе с Булатом. Окуджаву называли "пошляком с
гитарой", меня - "певцом грязных простыней". Вот как высказывался о нашем
поколении первый секретарь ЦК ВЛКСМ С. Павлов: "Во всяком половодье есть
пена. Она присутствовала и в молодой литературе. Особенно в творчестве
Евтушенко, Вознесенского, Окуджавы... Как метко сказал Л. Соболев, "на
переднем крае такие устанавливают вместо пулеметного гнезда ресторанный
столик для кокетливой беседы за стаканом коктейля"".
Другой секретарь ЦК ВЛКСМ - интеллигентный красавец Лен Карпинский,
будущий номенклатурный диссидент, - признаваясь, что он сам любит послушать
песни Окуджавы, тем не менее считал, что они опасны для "неподготовленной"
молодежи.
Но чем больше нападок было в адрес Булата, тем больше было и
слушателей. Сначала - из любопытства, а потом уже - из любви.
"Говорят, что это - мода. Но если мода не проходит столько лет, может
быть, это любовь?" - писал Слуцкий.
Многие из нас были идеалистами, впоследствии обманутыми историей. Это
трагично, но, по-моему, все-таки лучше, чем изначально быть беспросветным
циником и не иметь за душой никакой надежды - даже разбитой. Сегодняшней
Белле Ахмадулиной вряд ли хочется, чтобы кто-нибудь помнил ее как
романтическую комсомолочку - старосту курса, но таковой она была. Я до сих
пор люблю раннюю песню Булата о комсомольской богине. Но даже эта
романтическая чистота вызывала раздражение у давным-давно насквозь
проциниченной номенклатуры, благословлявшей романтику лишь в
целинно-новостроечном, пахмутовско-кобзоновском варианте.
В 1962 году Булат, Роберт Рождественский, я и Станислав Куняев
собирались ехать с женами в туристскую поездку в Швецию, но нас вызвал
оргсекретарь Московской писательской организации, бывший генерал КГБ Ильин и
сообщил, что Булата где-то "наверху" "вычеркнули" из списка. Мы единодушно,
и в том числе Куняев, заявили, что без Булата никуда не поедем. Только в
результате нашего прямого шантажа возможным скандалом Булата первый раз
выпустили за границу. Но вот что поразительно - он держал себя там с таким
спокойным достоинством и с таким сдержанным ироничным любопытством, что
порой казалось: это мы за границей первый раз, а он там - частый, слегка
скучающий гость.
Всё это выпускательство-невыпускательство за границу, цензурное