"Я.И.Гройсман, Г.П.Корнилова. Встречи в зале ожидания: воспоминания о Булате Окуджаве " - читать интересную книгу автора

унизительное надзирательство, диссидентские процессы, наконец, вторжение
брежневских танков в Чехословакию разрушали наш романтизм. Будучи в Кишиневе
на выступлении, Булат резко высказался против оккупации Праги. На него
немедленно донесли, отменили концерты, опять закрыли перед ним границу.
Песни Окуджавы, поначалу такие озорные, становились всё горше, всё
жестче.
Окуджава был первый в нашей стране поэт, взявший в руки гитару, но его
гитара была беременна будущими песнями Галича, Высоцкого и многих других
"бардов", при несвободе печати все-таки отвоевавших право на "магнитофонную
гласность". Гражданский протест, не меньший, чем в громовых раскатах
Тринадцатой симфонии Шостаковича, звучал и в гитарных аккордах.
Это не могло не вызвать номенклатурной отместки.
Секретарь писательского парткома публицист Сергей Сергеевич Смирнов был
человек двоякий, и, наверно, от этой двоякости у него постоянно дергалось
лицо, на котором затравленно прыгали глаза, убегая от прямого взгляда. Он
выручил многих несправедливо брошенных в лагеря героев Брестской крепости и
в то же время был председателем собрания, исключившего Пастернака из Союза
писателей. В Сергее Сергеевиче продолжалась внутренняя борьба выручателя и
исключателя. Он вызвал Булата на партком и, конвульсируя лицевыми мускулами,
ткнул ему его "Избранное", изданное "Посевом". В предисловии было написано,
что, хотя Окуджава формально и является членом партии, тем не менее всё его
творчество насквозь антикоммунистическое.
Смирнов потребовал от Булата немедленного опровержения. Такие
"опровержения", по сути являвшиеся унизительными заверениями в лояльности,
тогда буквально "выжимали" из писателей. Булат с присущим ему спокойным
достоинством отказался, говоря, что не имеет никакого отношения к этому
изданию. Тогда его исключили из партии. Исключатель опять победил в Смирнове
выручателя. Решение парткома направили на утверждение в Краснопресненский
райком. Узнав об этой истории, я просчитал ситуацию: в случае, если Булата
исключат, его автоматически перестанут печатать, запретят все выступления и
выход будет один - эмиграция.
18 июля 1973 года, в день своего сорокалетия, я устроил пир горой в
Переделкине. Среди приглашенных были Константин Симонов и космонавт Виталий
Севастьянов. Я поднял тост за отсутствовавшего Окуджаву и попросил
Константина Михайловича, который всегда охотно помогал многим людям в беде,
в том числе и мне, защитить Булата. И вдруг, совершенно неожиданно для меня,
сталинский чиновник победил внутри Симонова автора "Жди меня" и в общем
доброжелательного человека. Один из моих любимых поэтов Великой
Отечественной, вдруг став похожим на заурядного бюрократа, сухо и
недвусмысленно сказал:
- Но он же член партии, Женя... А член партии обязан выполнять решение
первичной организации.
Это меня потрясло, потому что образ одного из поэтических героев моего
детства рассыпался.
А тут еще Севастьянов поддакнул. Я собрался со всеми силами и, встав,
сказал, что не могу позволить, чтобы на моем дне рождения кто-то мог задеть
хоть словом моего отсутствующего друга. Симонов и Севастьянов вынуждены были
уйти.
На следующий день, хотя я никогда не был членом партии, я немедленно
написал письмо в защиту Окуджавы члену Политбюро, первому секретарю МК В.