"Василий Семенович Гроссман. На вечном покое" - читать интересную книгу автора

А тут врачи сказали: рак желудка, метастазы. Боже мой, боже, как страшно
она умирала, день и ночь она выла, металась, проклинала свою старшую сестру,
не отходившую от ее постели.
Все это боль жизни, гроза. А ведь в жизни не только гроза.
Но иногда кажется, что обычная будничная морока жизни, идущая в труде,
любви, дружбе, так же тяжела, как и гроза жизни.
Семья живет в спокойном довольстве, но сколько в жизни безысходного,
сложного, запутанного. Отца оскорбляет практицизм детей - самодовольные
успехи сына, его связи и знакомства с нужными и знатными людьми, его
безразличие к книге, природе, его рассуждения о житейских выгодах и
невыгодах; сколько унижающего в разумном, рассчитанном замужестве дочери, в
добропорядочном мире советской аристократии, в который она вошла; как
по-животному проста, как банальна оказалась дочь в своей новой семье, в
своих квартирных, дачных, автомобильных делишках; а он-то называл ее в
детстве Аленушкой, угадывал в ней неистовую совесть Софьи Перовской. И вот
жена восхищена успехами сына, дочери. "Ты жизнь мне отравлял своим вздором,
а теперь я вижу - наши дети живут, как все нормальные настоящие люди". И он
все видит, все понимает, и его жизнь зашла в тупик, и жить не хочется.
Какая славная пара, оба работают в науке, водят машину, занимаются
альпинизмом, дружно, интересно живут.
Она доктор наук, он кандидат, в приглашении на кремлевский прием сказано -
"с супругом". Они смеялись, и друзья смеялись. Президент академии поздравил
ее телеграммой с днем рождения, всюду, где они вместе, люди проявляют
интерес к ней, к нему интерес через нее. В конце концов ее самоуверенность
стала его раздражать, она, видимо, убеждена, что он счастлив, живя с ней. Он
почувствовал себя оскорбленным, но, конечно, не поэтому он затеял роман с
милой девушкой, аспиранткой. Он действительно увлекся! Жена ничего не
замечала, была уверена в его преданности. Но, боже мой, что с ней творилось,
когда она прочла записку, забытую им. Как она плакала, хотела отравиться
люминалом. И он плакал, просил прощения, а она тут стала говорить: "Поняла,
поняла, я дура, я не стою твоего мизинца, ты важнее для меня всего в жизни".
Ну, конечно, она и теперь считала, что он не мог полюбить другую, что он
мстил ей за свое унижение. Ее, видимо, больше всего мучила мысль, как это
он, ничем не замечательный, мог изменить такой женщине, как такая, как она,
и так его любила! В начале он растерялся, каялся, а потом в ее страдании
оказалось что-то дурное, оскорбительное для него. Не видно хорошего впереди,
впереди та же безнадежная путаница.
У нее второй муж, первый убит на войне. Растет дочь от первого мужа. Отчим
к девочке враждебен. При ней он молчит. Идут годы, девочка стала взрослой,
вышла замуж, у нее ребенок. Отчим запрещает жене видеться с дочерью, внуком,
подозревает, что внука любят потому, что он похож на убитого деда; уезжая,
он не говорит, когда вернется, чтобы застать жену врасплох - вдруг она
позвала к себе ночевать дочку с внуком. Он ревнует, мучится, мучит других. А
сил все меньше, головы седые, и все так безысходно сложно.
Но снова можно сказать: не всегда же сложны, противоречивы отношения. Да,
конечно. Но, боже мой, какая безжалостная скука иногда гложет душу в
спокойной и ясной семейной простоте.
Вот хозяин, муж, отец. Он подходит к дому, и вот зашарпанная лестница,
отбитая ступенька, полутьма коридора, пыльный запах старья и запах жаренной
на подсолнечном масле трески, обмылочек на умывальнике, влажное, не