"Елена Грушко. Голубой кедр (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

речке, которая скакала по камням... И еще он увидел женщину.
Женщина была совсем рядом, на другом бережку, Николай ясно видел ее
лицо. Озноб охватил его.
Смуглое, круглое, суживающееся к подбородку, с маленьким насмешливым
ртом и тонким носиком, оно было бы просто очень хорошеньким, если бы не
властный размах густых бровей к вискам, не надменный взгляд узких глаз,
затененных столь густыми ресницами, что казались непроглядно-черными, и
это делало взор сумрачным, а милому лицу придавало выражение почти
вызывающее от сознания собственной красоты. И вот что странно: черты этого
удивительного лица показались знакомыми Лебедеву. Он вдруг вспомнил давно
виденную в книге известного археолога фотографию: керамическая статуэтка
периода неолита, найденная при раскопках неподалеку от одного из
приамурских сел: не то поразительно прекрасная смертная женщина, не то
богиня древнего народа... Но представшая пред ним сейчас красота была
живой, она струилась и переливалась, как вода в горной речке, отсветы
которой играли на складках одеяния женщины, перламутрового, как рыбья
чешуя, отделанная ракушками. В этой женщине было нечто, лишавшее рассудка
и осторожности. Прыжком спуститься к речке, перебежать по ее камням,
приблизиться, взглянуть в непроницаемую тьму глаз... Однако едва лицо
приблизилось, как Лебедев, после мгновенного помрачения, вновь увидел себя
на крыльце домика, уткнувшимся в пахнущую сырой древесиной дверь.
Оглянулся - поздно: женщина уже медленно поднималась по сопке, словно
бы таяла, растворяясь в сумраке тайги.
Короткий хрипловатый смешок заставил Николая повернуть голову.
Прямо на траве, уже тронутой первыми заморозками, сидели, прислонясь
к стене избушки, два старика. Один - худощавый, круглолицый, с редкими
седыми волосами, собранными в косицу, со множеством резких морщин на
смуглом, будто прокопченном лице с тяжелыми веками, почти закрывающими
узкие глаза, - был одет в засаленный халат мутного, неразличимого цвета с
черным орнаментом на подоле, в мягкие торбаса. Он то подносил к щелке
сухого старческого рта тонкую трубку, то отводил ее в сторону,
меланхолически выпуская струйки серого, словно бы тоже старого, седого
дыма.
- Зачем дверь обнимаешь, а? - спросил он со всей серьезностью
протяжным, скрипучим голосом. - Бабу обнимай лучше, зачем дверь? Елка
холодная, сырая деревяшка. Ай-я-яй! Баба лучше!
Другой старик мелко перетряхивался от смеха. Лебедев с изумлением
узнал своего недавнего гостя: старичка, пахнущего сеном. И только тут до
Николая начала доходить ситуация. Он вспомнил непонятное проникновение
старика в дом, его странные речи, мохнатую ладонь, прижатую к своему лицу,
усыпляющий запах сена, пробуждение бог знает где...
- Чудится мне, что ли? - пробормотал Лебедев.
- Прежде больше чудилось! - живо отозвался его знакомец. - Народ был
православный, вот сатана-то и смущал.
- Сатана?!
- Ну, сила нечистая. Мы-то вот кто? Нечисть, нежить - одно слово!
- Вы?! - невежливо ткнул пальцем в <своего> старика Николай.
- Агаюшки, ага, - закивал тот. - Я и вот он, дзё комо. Слышька, дзё
комо, - обратился он к узкоглазому старичку, - твой Мэрген ничегошеньки не
понимает, а?