"И.Губерман. Вечер в гостинице (Сборник "НФ-5")" - читать интересную книгу автора

кресло. Странная штука - когда-то приучить и теперь постоянно чувствовать
себя в этой жизни сторонним наблюдателем, очевидцем, по необходимости
статистом, но никогда не более. А сигарета кончилась, и тлеющий огонь уже
раздирал стружки табака у самых пальцев. На этаже перестали хлопать двери,
кто-то кинул телефонную трубку, и из соседнего номера прорезался
портвейный диалог двух зеленых колосящихся мужчин.
- Я ей прямо заявил - да или нет, а она смеется.
- Приготовишка! - сказал второй.
Хоть эти не обманули моих ожиданий.
Когда я вернулся в номер, журналист сидел на кровати, надевая туфли, и
был весь внимание. Блондин спешил, глотая куски слов:
- А у многих записано такое, что они с удовольствием бы отказались...
Он знакомо улыбнулся мне и сказал:
- Я работаю в институте нервной патологии. Если вы не возражаете...
- Нет, нет, - перебил журналист, - никто не возражает. - Что-то
напористое появилось в нем мгновенно, без всякого перехода от иронической
отдохновенной расслабленности десять минут назад.
Я пожал плечами, а журналист уже бросил: "Идемте", и блондин, еще раз
улыбнувшись мне, покорно вышел следом.
Старик, зараженный их непонятной горячкой, натягивал сапоги и сопел. Я
постоял, закурил, невидяще глядя в окно, и, не раздеваясь, прилег на
кровать. Сигарета показалась мне очень вкусной. Надо было всю выкурить ее
лежа, подумал я.


С полчаса я пролежал в полусне, думая о проектном бюро, куда мне завтра
предстояло вернуться, о своих ненужных приятелях, о пожилом сотруднике с
нарукавниками - он сидел за соседним столом, и у него была папка переписки
с красной карандашной надписью "К ответу!", а то место, где спина теряет
свое название, гораздо шире и подвижнее, чем плечи; и о душном коридоре,
где все с утра до вечера с отвращением, через силу курили и где дымились,
не рождая огня, служебные микрострасти.
- У меня просто никак не доходят руки, - входя, громко говорил
журналист, полуобернувшись к идущему сзади блондину, - а надо об этом
писать и писать. У меня, знаешь, был странный случай...
Они уже на ты, машинально отметил я.
- Я выходил из кино с приятелем, ему лет сорок, здоровяк, веселый
мужик. И вдруг я подумал: а вот Илюшка завтра умрет, а все останется
по-прежнему, я с кем-то другим стану так же разговаривать. Ну, думаю, черт
побери, отогнал от себя эту мысль почти силой, а утром позвонили, что Илья
ночью умер от разрыва сердца. Ты знаешь, у меня шрам остался, будто я
виноват...
- Видите ли... - очень серьезно и медленно сказал блондин.
Он не мог, как этот бродяга-журналист, через час после знакомства
перейти на ты или сказать "Кури, старик!", подвигая собеседнику его же
сигареты.
Они оба закурили, и блондин опять очень спокойно и медленно сказал:
- Видите ли, я с удовольствием поговорю с вами об этом завтра, он
вот-вот придет, и я очень волнуюсь. Вы должны меня понять...
В дверь постучали. Блондин вскочил, по-школярски выхватив изо рта