"Стивен Гуди. Великан пошатнулся: удастся ли Дарвину устоять? " - читать интересную книгу автора

(равновесие), а затем внезапно изменяются за сравнительно короткий период
(прерывистость). В результате появляются новые формы жизни, приспособленные
к новым условиям существования (Гоулд, видимо, типичный американец).
Прерывистое равновесие - вариант объяснения, почему среди окаменелостей
отсутствуют доказательства тому, что существовали переходные виды. При
внезапных изменениях нет нужды в переходных формах. И изыскивалось множество
других способов заполнить "дыры" в теории Дарвина. Так, Ричард Голдшмидт,
зоолог, немец по происхождению, однажды выдвинул теорию изменения видов,
которую назвал теорией "обнадеживающего урода" (hopeful monster). По этой
теории генетический урод, рожденный от обыкновенных родителей, оказывается
отлично приспособленным для существования в какой-то экологической нише, и
потом становится прародителем новой формы жизни.
Другие теоретики, отчаявшись объяснить, как жизнь возникла на Земле,
обратились к панспермии. Это теория о том, что жизнь изначально возникла не
на Земле, а была принесена на нее откуда-то из космоса. За панспермию
ратовал биолог Френсис Крик, один из ученых, открывших структуру ДНК. Другим
ее сторонником был английский астроном Фред Хойл. Он рассчитал возможность
того, что жизнь была занесена на Землю случайно, и нашел, что вероятность
этого очень мала. Но панспермия, на самом деле, не дает ответа на вопрос о
происхождении жизни, как считает эволюционист Вильям Келвин. Она просто
помещает источник жизни куда-то в другое место. Так как же и где возникла
жизнь, попавшая на Землю?
Клейн (Санта-Клара) считает, что рано или поздно происхождение жизни на
Земле будет раскрыто, и предлагает исследовать первичный бульон с
присутствием глины. Сложные молекулы ведут себя неординарно в присутствии
глины ("Мы не знаем, почему?", - добавляет он).
Но эта теория влечет за собой новые вопросы. Сложные молекулы, которые
могли бы стать прародителями живых форм, должны эволюционировать в тесной
связи с другими сложными молекулами. Кроме того, они должны знать, как
именно им соединяться таким образом, чтобы в результате возникли хотя бы
самые простейшие формы жизни. А живые молекулы, возникающие в процессе,
должны быть способны воспроизвести другие живые молекулы.
Подобные досадные неувязки могут объяснить, почему многие
эволюционисты, включая Гоулда, так много говорят о том, что вопрос
происхождения жизни очень сложен, и воздерживаются от сокращения количества
теорий. В недавнем обзоре в "Нью-Йорк Ревью оф Букс" Гоулд направил свою
критику против книги, в которой были сделаны попытки объяснить жизнь, как
исключительно предмет генетической наследственности. Он заявил, что
существование жизни и ее появление не сводятся только к кодам, содержащимся
в генах. Он считает, что вопросы существования жизни затрагивают еще область
того, как новые популяции и организмы борятся за выживание.
Все это увеличивает количество предлагаемых вариантов, ни один из
которых не поддается математическому формулированию, и это обстоятельство
полностью исключает возможность прогнозов, касающихся нашего существования.
Это, собственно, - обратная сторона той же точки зрения, что содержится в
выводе Поппера о науках, изучающих жизнь. Прогнозы можно проверить в
лабораториях. Если же прогнозов нет, подтвердить гипотезу современными
научными методами чрезвычайно трудно, практически невозможно.
Многие аргументы против дарвинизма, собственно говоря, очень сходны с
теми, что разрушили марксизм и фрейдизм. И Маркс, и Фрейд были детерминисты,