"Рене Генон. Восток и Запад" - читать интересную книгу автора

материальной цивилизации. Действительно, ведь речь не идет о
незаинтересованном умозрении; умы, все заботы которых обращены во вне,
заняты приложениями, которым наука дает место, и прежде всего, практического
и утилитарного порядка; "сциентистский" дух приобрел свое развитие, главным
образом, благодаря механическим изобретениям. Именно эти изобретения,
начиная с XIX века, вызвали настоящий психоз энтузиазма, потому что они,
казалось, имели целью рост материального благосостояния, открыто являющийся
главным стремлением современного мира; однако не догадываясь об этом,
создают все больше новых потребностей, которые не могут удовлетворить, так
что даже с этой, весьма относительной точки зрения, прогресс есть нечто
весьма иллюзорное; однажды вступив на этот путь, больше уже не могут
остановиться, все время нужно что-то новое. Но как бы то ни было, именно эти
приложения, смешиваемые с самой наукой, создают ей доверие и престиж; это
смешение, которое может происходить только у людей, не знающих, что такое
чистое умозрение, даже в плане науки, стало настолько обычным, что, если
открыть любую публикацию, то там всегда можно встретить под именем "науки"
то, что должно, собственно говоря, называться "промышленностью"; тип
"ученого" в представлении наибольшего числа людей, это инженер, изобретатель
или конструктор машин. Что касается научных теорий, то они извлекают пользу
из этого состояния ума, мало того, они его порождают; и если те, кто менее
всего способен их понять, принимают они на веру и воспринимают как настоящую
догму (и они тем легче обольщаются, чем меньше понимают), то потому, что они
считают их, справедливо или нет, действующими заодно с этими практическими
изобретениями, которые кажутся им столь чудесными. Говоря по правде, эта
солидарность гораздо более кажущаяся, чем реальная; гипотезы, более или
менее несостоятельные, не значат ничего для этих приложений и открытий,
мнение о полезности которых может различаться, но которые, в любом случае,
имеют достоинство быть чем-то эффективным; и наоборот, все то, что может
быть реализовано в практическом плане, никогда не сможет доказать истину
какой-либо гипотезы. Наконец, говоря более общим образом, никогда нельзя
предоставить собственно экспериментальной верификации гипотезы, так как
всегда можно найти множество теорий, которыми те же самые факты будут
объясняться в равной степени хорошо; можно устранять некоторые гипотезы,
когда замечают, что они находятся в противоречии с фактами, но оставшиеся
продолжают быть только гипотезами и больше ничем; этим путем никогда нельзя
достичь достоверности. Для людей, которые приемлют только грубые факты, для
которых нет другого критерия истины, кроме "опыта", понятого исключительно
как констатация чувственных феноменов, не возникает вопроса, продвигаться ли
так же дальше или действовать иначе, тогда остаются только две возможные
позиции: совершенно примириться с гипотетическим характером научных теорий и
отказаться от всякой достоверности ради простой чувственной очевидности; или
же не признавать этот гипотетический характер и слепо верить всему тому,
чему учат от имени "науки". Первая позиция, разумеется, более
интеллектуальная, чем вторая (учитывая границы "научного" интеллекта), это
позиция тех некоторых, менее наивных, чем остальные, ученых, которые
отказываются быть обманутыми своими собственными гипотезами и гипотезами
своих коллег; во всем, что не касается непосредственной практики, они
приходят к более или менее полному скептицизму или, по меньшей мере, к
пробабилизму: это "агностицизм", приложимый уже не только к тому, что
превосходит научную область, но и распространяющийся на сам научный порядок;