"Тонино Гуэрра. Параллельный человек" - читать интересную книгу автора

просят что-то сделать, однако разная направленность жестов сбивает с
толку. В конце концов указательный палец оказывается красноречивее, хоть я
и шевельнуть им был не в силах; встала она передо мной на колени и
завязывает шнурки. Чего-чего, а уж этого я никак не хотел, не дай бог, еще
подумают, что я из тех, кто любит, чтобы им шнурки завязывали. Сделала
свое дело негритянка, поднялась на ноги, на меня глядит - на лице улыбка,
рада, что поняла приказание; обе выходят; у одной в руке поднос и пустая
чашка.
Сел, пытаюсь понять, что со мной происходит, боюсь двинуться с места.
Вдруг тело снова меня не послушается, с ума можно сойти. Гляжу прямо перед
собой, не поворачиваю головы, хотя чувствую: спокойно могу вертеть ею и
вправо, и влево. Сначала решил: просквозило меня ночью. Сразу же чехарда в
мыслях: лекарства, мышцы, потеря памяти, обрывки сновидений, клубок
предположений. Наконец из последних сил сбрасываю с себя страх, решаюсь
встать и выйти на улицу. Но ничего не получается, не могу встать. Вопреки
своей воле сижу на месте. Пытаюсь убедить себя, что все это самовнушение.
Типичный случай. Надо сказать, чувствовал я себя в то утро хорошо, как
никогда. Свежий. Отдохнувший. Приятно, что нахожусь в Америке, и т.д. А
встать на ноги все равно не могу, и баста. Чтобы отвлечься, решил
поразмыслить о том, какой бывает ветер. По-моему, в Стокгольме
ветер-невидимка, как, впрочем, и во многих немецких городах, слишком в них
чисто, ветру нечего подхватить с земли. Слышно, как воет, и больше ничего.
А вот в Неаполе ветер виден прекрасно - достаточно какому-нибудь мальчишке
дунуть, как пускаются в полет клочья бумаги, кучки соломы и заявления с
оплаченным гербовым сбором. Не нравится мне такой ветер, вечно что-нибудь
в рот залетит или набьется в глаза - пыль или пепел. Однако бывает ветер и
покрепче, особенно я люблю морские смерчи. [Морской смерч 1883 года
опустошил целый пруд шириной метров двадцать в пяти километрах от нашего
города. В воздух поднялся грязевой шар, унесенный ветром на север. Шар
наблюдали в окрестностях Бергамо, в долине Роны и в тот момент, когда он
пересекал Ла-Манш. Шар этот лопнул над Лондоном, вытряхнув на его улицы и
Трафальгарскую площадь разных жаб и лягушек, а также водоросли. В тот год
писала об этом даже лондонская "Таймс"; Правда, в заметке не сообщалось,
что жабы и лягушки были родом из нашего пригорода. (Прим.авт.)] Сам я
видел три смерча: один на море - хоботообразный, другой - воронкообразный,
а третий - цилиндрический. Все три обрушивались на землю с гулом, какой
мог бы издавать потревоженный многомиллионный улей; то был голос ветра,
вращавшегося против часовой стрелки со скоростью звука. Может быть, этот
гул и нарушил мое телесное равновесие?


В Италии мне однажды уже довелось испытать неподвижность мысли. Щелчок
- все вдруг остановилось. И тело перестало двигаться, потому что мозг
прекратил подавать команды. Сидел я тогда на диване, обитом коричневой
кожей, возле телефона. Звонков я не ждал. Более того - не хотел, чтобы
кто-нибудь позвонил. Я все равно не знал бы, что ответить, и при всем
желании не смог бы принять хоть какое-то решение. Но если бы ожил мозг,
тогда, конечно, мне захотелось бы и звонить, и отвечать на звонки. В тот
же день и час у своих телефонов сидели в таком же оцепенении две женщины.
Я любил их, люблю и сейчас. Но на ком остановить выбор? Они ждали моего