"Виктор Гюго. Бюг-Жаргаль" - читать интересную книгу автора

"Те tengo! Те tengo!" {Попался! Попался! (исп. - Прим. авт.)}
Скорее удивленный, чем испуганный, я тщетно боролся с моим грозным
противником, и острие кинжала уже проткнуло мою одежду, когда Мари,
разбуженная гитарой, голосами и шумом борьбы, внезапно показалась у окна.
Она узнала мой голос, увидела, как блеснул кинжал, и вскрикнула в ужасе и
отчаянии. Этот горестный крик как будто парализовал руку моего
торжествующего соперника. Он замер, как завороженный, провел в
нерешительности несколько раз кинжалом по моей груди и вдруг отбросил его
прочь.
- Нет! - сказал он, на этот раз по-французски. - Нет! Она будет слишком
горько плакать!
Произнеся эти странные слова, он скрылся в тростниковых зарослях, и,
прежде чем я успел подняться, разбитый этой неравной борьбой, наступила
тишина; ни звука, ни следа не осталось от его недавнего присутствия.
Мне очень трудно передать, что я почувствовал, когда пришел в себя от
первого изумления в объятиях моей нежной Мари, которой я был так неожиданно
возвращен тем самым человеком, который, видимо, собирался оспаривать ее у
меня. Меня больше чем когда-либо раздражал этот неведомый соперник, и мне
было стыдно, что я обязан ему жизнью. "В сущности, - подсказывало мне
самолюбие, - я обязан жизнью Мари, ведь только звук ее голоса заставил его
бросить кинжал". Однако я не мог не признать, что чувство, заставившее моего
соперника пощадить мою жизнь, было не лишено великодушия. Но кто же был этот
соперник? Я терялся в догадках. Это не мог быть плантатор "смешанной крови",
на которого вначале указала мне ревность. Он не обладал такой поразительной
силой, и к тому же это был не его голос. Мне показалось, что человек, с
которым я боролся, обнажен до пояса. В колонии полунагими ходили только
рабы. Но он не мог быть рабом: рабу, казалось мне, не свойственно то
чувство, которое заставило его отбросить кинжал; к тому же все возмущалось
во мне при оскорбительной мысли иметь соперником раба. Кто же он был? Я
решил ждать и наблюдать.

VII

Мари разбудила свою старую няньку, заменявшую ей мать, которая умерла,
когда Мари была еще малюткой. Я провел подле нее остаток ночи, и, как только
настало утро, мы рассказали дяде об этом необъяснимом происшествии. Он был
крайне удивлен, но в своей гордости, так же, как и я, не допускал и мысли,
что неизвестный поклонник его дочери мог быть рабом. Няньке было приказано
не отходить от Мари; и так как дядя был очень занят - заседания
провинциального собрания, хлопоты, доставляемые крупным плантаторам все
более угрожающим положением дел в колонии, а также работы на плантациях не
оставляли ему свободной минуты, - то он поручил мне сопровождать его дочь во
всех прогулках до самого дня нашей свадьбы, назначенной на двадцать второе
августа. Кроме того, полагая, что новый поклонник его дочери мог прийти
только откуда-то со стороны, он приказал строже, чем когда-либо, и днем и
ночью охранять границы его владений.
Приняв все эти предосторожности, я решил, сговорившись с дядей,
произвести опыт. Я пошел в беседку над рекой и, прибрав ее, снова украсил
цветами, как всегда делал это для Мари.
Когда наступил час ее обычной прогулки, я вооружился заряженным