"Виктор Гюго. Бюг-Жаргаль" - читать интересную книгу автора

другой желтый, суконный. Ко второму были прикреплены две медные звездочки,
очень похожие на колесики со шпор, для того, вероятно, чтобы он был
достойной парой своему блестящему соседу. Эполеты, не прикрепленные
поперечными шнурками на своих обычных местах, свисали с двух сторон на грудь
начальника. Подле него, на ковре из перьев, лежала сабля и пистолеты
прекрасной чеканной работы.
За его спиной безмолвно и неподвижно стояли двое детей, одетых в грубые
штаны невольников, и держали в руках по широкому вееру из павлиньих перьев.
Дети-невольники были белые.
Две квадратные подушки малинового бархата, снятые, должно быть, со
скамеек для молящихся в какой-нибудь церкви, лежали слева и справа у обрубка
красного дерева, вместо сидений. Правое занимал оби, который спас меня от
разъяренных гриоток. Держа прямо перед собой свой жезл, он сидел поджав
ноги, неподвижный, как фарфоровый божок в китайской пагоде. Только его
горящие глаза сверкали сквозь дырки в покрывале, неотступно следуя за мной.
По обе стороны начальника стояло множество знамен, флагов и вымпелов,
среди которых я заметил белое знамя с лилиями, трехцветный флаг и флаг
Испании. Остальные были самой причудливой формы и цвета. Среди них
находилось большое черное знамя.
Мое внимание привлек еще один предмет, находившийся в глубине грота,
над головой начальника. Это был портрет мулата Оже, колесованного в прошлом
году в Капе за мятеж, вместе с его лейтенантом Жан-Батистом Шаваном и
двадцатью другими неграми и мулатами. На этом портрете Оже, сын капского
мясника, был изображен так, как он обычно заставлял рисовать себя: в мундире
подполковника, с крестом св. Людовика и орденом Льва, купленным им в Европе,
у принца Лимбургского.
Черный начальник, перед которым я стоял, был среднего роста. Его
отталкивающее лицо выражало редкую смесь хитрости и жестокости.
Он приказал мне приблизиться и несколько минут молча рассматривал меня:
затем принялся посмеиваться, точно гиена.
- Я Биасу! - сказал он.
Я ожидал, что услышу это имя, но когда оно слетело с его уст со
свирепым смехом, я внутренне содрогнулся. Лицо мое, однако, осталось
спокойным и гордым. Я ничего не ответил.
- Слышишь, - сказал он мне на плохом французском языке, - тебя ведь еще
не посадили на кол, значит ты можешь согнуть свою спину перед Жаном Биасу,
главнокомандующим побежденных стран, генерал-майором войск Su Magestad
Catolica. {Его католического величества (исп. - Прим. авт.)} (Тактика
главных вождей мятежников заключалась в попытках убедить противника, будто
они выступают либо за французского короля, либо за революцию, либо за короля
Испании.)
Скрестив руки на груди, я пристально смотрел на него. Он снова начал
посмеиваться. Видно, у него была такая привычка.
- Ого, me pareces hombre de buen corazon. {Ты мне кажешься храбрым
человеком (исп. - Прим. авт.)} Так слушай, что я тебе скажу. Ты креол?
- Нет, я француз, - ответил я.
Он нахмурился, видя мое самообладание. Затем продолжал, посмеиваясь:
- Тем лучше! Я вижу по твоему мундиру, что ты офицер. Сколько тебе лет?
- Двадцать.
- Когда тебе минуло двадцать лет?