"Виктор Гюго. Анджело, тиран Падуанский" - читать интересную книгу автора

коридор, соглядатай всех зал, всех комнат, всех альковов, темный коридор,
вход в который известен не вам, а кому-то другому, и который, вы чувствуете,
где-то вьется вокруг вас, но где именно - вы не знаете, таинственный ход,
где все время движутся какие-то люди и что-то делают там. И все это
переплетено с личной ненавистью, крадущейся в том же сумраке! Нередко по
ночам я вскакиваю в кровати, я прислушиваюсь и внятно различаю шаги в стене.
Вот под каким гнетом я живу, Тизбе. Я - над Падуей, но это - надо мной. Мне
поручено смирить Падую. Мне велено быть грозным. Меня сделали деспотом на
том условии, что я буду тираном. Никогда не просите меня о чьем-либо
помиловании. Я не способен вам отказать ни в чем, и вы погубили бы меня.
Чтобы карать, мне дозволено все, но прощать я бессилен. Да, это так. Тиран
Падуанский, венецианский невольник. За мной следят зорко, будьте спокойны!
О, этот Совет Десяти! Заприте слесаря в подвал и велите ему изготовить
замок; раньше, чем он кончит работу, ключ от замка уже будет в кармане у
Совета Десяти. Синьора, синьора, слуга, который мне прислуживает, за мной
шпионит; приятель, который со мной здоровается, за мной шпионит; священник,
который меня исповедует, за мной шпионит; женщина, которая мне говорит: "Я
тебя люблю!" - да, Тизбе, - за мной шпионит!
Тизбе. О, синьор!
Анджело. Вы ни разу не сказали мне, что любите меня, я говорю не о вас,
Тизбе. Да, повторяю вам, все, что на меня смотрит, это глаз Совета Десяти;
все, что меня слушает, это ухо Совета Десяти; все, что до меня
дотрагивается, это рука Совета Десяти, страшная рука, которая сначала долго
нащупывает и затем хватает сразу. И я, сиятельный подеста, не могу
поручиться, что завтра не появится вдруг в моей комнате жалкий сбир и не
велит мне следовать за ним; и это будет всего лишь жалкий сбир, и я за ним
последую! Куда? В какое-то глубокое место, откуда он выйдет без меня.
Синьора, быть венецианцем - значит висеть на нитке. Суровую и мрачную службу
несешь, когда стоишь, как я, склоненный над этим пламенеющим горном, который
вы зовете Падуей, с лицом, всегда укрытым маской, занятый своим ремеслом
тирана, окруженный возможностями, предосторожностями, опасениями,
беспрестанно страшась какого-нибудь взрыва и содрогаясь от мысли, что тебя
может мгновенно убить твоя работа, как алхимика убивает яд! Пожалейте меня и
не спрашивайте, почему я дрожу, синьора!
Тизбе. О боже мой, вы действительно в ужасном положении!
Анджело. Да, я - то орудие, которым одна страна мучит другую. Эти
орудия быстро снашиваются и часто ломаются, Тизбе. О, я несчастен! Единая
моя отрада на свете - это вы. А между тем я чувствую, что вы меня не любите.
Но вы по крайней мере не любите другого?
Тизбе. Нет, нет, будьте спокойны.
Анджело. Вы нехорошо произносите это "нет".
Тизбе. Что ж делать! Произношу, как могу.
Анджело. Ах, я согласен, не будьте моей, Тизбе, но зато не будьте
ничьей. Чтобы я никогда не услышал, что кто-то другой...
Тизбе. Вам, может быть, кажется, что вы красивы, когда смотрите на
меня, как сейчас?
Анджело. Ах, Тизбе, когда вы меня полюбите?
Тизбе. Когда все вас тут полюбят.
Анджело. Увы! Но все равно, оставайтесь в Падуе; я не хочу, чтобы вы
уезжали из Падуи, слышите? Если вы ее покинете, меня покинет жизнь. - Боже