"Лев Гумилев. Гетерохронность увлажнения Евразии в древности" - читать интересную книгу автора

размножились те, кто сумел приспособиться к новым условиям, а
консервативная часть племен оказалась обреченной на бедность и вымирание?
Для решения этого вопроса взглянем на этническую и археологическую карту
евразийской степи в середине I тыс. до н.э.
На той самой территории, где 1000 лет назад располагалась монолитная
цивилизация, появляется большое количество племен и народов, различавшихся
между собою языками, обычаями и внутренним устройством. Различались они и
по материальной культуре. Прежде всего разделились восточный (монгольский)
и западный (алтайский) культурные регионы. На востоке мы находим следы двух
культур: "карасукской" в Минусинской котловине и культуры плиточных могил
на берегах Селенги, Керулэна и в предгорьях Иньшаня [21]. Обе культуры были
созданы кочевниками-монголоидами, с той лишь разницей, что в Минусинской
котловине "карасукцы" растворились в динлинах, а в степях Монголии
образовалась палеосибирская раса второго порядка, к которой принадлежали
хунны [22].
На западе носителями кочевого быта стали главным образом североиранские
народы: скифы, саки и юечжи, а также другие, менее известные племена [23],
происхождение которых определить трудно и не всегда возможно. Это была
эпоха предельной дифференциации степных племен. Так, Геродот сообщает, что
для того, чтобы вести деловые сношения с аргиппеями (монголоидный народ на
Среднем Иртыше), скифы пользуются семью переводчиками и семью языками.
Такой взаимоизоляции в аридной зоне Евразии с тех пор не возникало, Можно
ли думать, что это явление было наследием предыдущей, андроновской, эпохи?
Нет, потому что во II тыс. до н.э. вся территория между скифским Доном и
аргиппейским Иртышом была заселена народом, принадлежавшим к одному
антропологическому типу и к единой культуре.
Очевидно, изменения произошли в начале I тыс. до н.э., при замене способа
хозяйства, отчасти путем внедрения в степь новых народов, отчасти путем
перехода отдельных групп местного населения к кочевому быту.
Было бы неверно думать, что те формы кочевого хозяйства, которые
сложились к VII в. до н.э., т.е. перемещения со стадами на определенном
участке в зависимости от времени года, способствовали общению между
племенами. Наоборот, хотя участки обитания расширились, кочевники,
привязанные к своим овцам, не имели повода к тому, чтобы их покидать.
Вспомним, что и в других местах общение между народами и рост
географических знаний были связаны с деятельностью народов оседлых, а не
кочевых. Финикияне и греки сделали для познания мира больше, чем скотоводы
Аравийской и Сирийской пустынь, а когда арабы вступили на мировую арену, то
инициатива в географических открытиях исходила от оседлых жителей оазисов,
а не от бедуинов.
Вместе с тем кочевнику необходимо гораздо больше земли, чем земледельцу,
и потому межплеменные столкновения в эпоху усиливающейся аридизации не
могли не вызвать истребительных войн за пастбища. Конечно, войны - тоже
способ общения.
Во-первых, приходится заимствовать у противника лучшие формы вооружения,
во-вторых, изделия побежденных попадают в руки победителей как добыча и,
наконец, женщин и детей берут в плен и таким образом знакомятся с
особенностями быта своих соседей. Эти обстоятельства объясняют известное
сходство материальной культуры скифо-сарматов I тыс. до н.э., но уже
Страбон отмечал трудность изучения географии Скифии, так как "кочевники, не