"Лев Гумилев. Автобиография. Автонекролог" - читать интересную книгу автора

поверхностно, потому что я сидел в камере и очень хотел курить и больше
думал о том, где бы закурить, чем о том, останусь я жив или нет. Но тут
произошло опять странное обстоятельство: несмотря на отмену приговора, в
силу тогдашней общей неразберихи и безобразия, меня отправили в этап на
Беломорский канал. Оттуда меня, разумеется, вернули для проведения
дальнейшего следствия, но за это время был снят и уничтожен Ежов и
расстрелян тот самый прокурор, который требовал для меня отмены за
мягкостью. Следствие показало полное отсутствие каких-либо преступных
действий, и меня перевели на особое совещание, которое дало мне
всего-навсего 5 лет, после чего я поехал в Норильск и работал там сначала на
общих работах, потом в геологическом отделе и, наконец, в химической
лаборатории архивариусом.
Окончил я срок в 1943 году, и как безупречно проведший все время без
всяких нареканий и нарушений лагерного режима я был отпущен и полтора года
работал в экспедиции того же самого Норильского комбината. Мне повезло
сделать некоторые открытия: я открыл большое месторождение железа на Нижней
Тунгуске при помощи магнитометрической съемки. И тогда я попросил - как в
благодарность - отпустить меня в армию.
Начальство долго ломалось, колебалось, но потом отпустили все-таки. Я
поехал добровольцем на фронт и попал сначала в лагерь "Неремушка", откуда
нас, срочно обучив в течение 7 дней держать винтовку, ходить в строю и
отдавать честь, отправили на фронт в сидячем вагоне. Было очень холодно,
голодно, очень тяжело. Но когда мы доехали до Брест-Литовска, опять судьба
вмешалась: наш эшелон, который шел первым, завернули на одну станцию назад
(уж не знаю, где она была) и там стали обучать зенитной артиллерии. Обучение
продолжалось 2 недели. За это время был прорван фронт на Висле, я получил
сразу же назначение в зенитную часть и поехал в нее. Там я немножко отъелся
и в общем довольно благополучно служил, пока меня не перевели в полевую
артиллерию, о которой я не имел ни малейшего представления.
Это было уже в Германии. И тут я сделал действительно проступок,
который вполне объясним. У немцев почти в каждом доме были очень вкусные
банки с маринованными вишнями, и в то время, когда наша автомобильная
колонна шла на марше и останавливалась, солдаты бегали искать эти вишни.
Побежал и я. А в это время колонна тронулась, и я оказался один посреди
Германии, правда, с карабином и гранатой в кармане. Три дня я ходил и искал
свою часть. Убедившись, что я ее не найду, я примкнул к той самой
артиллерии, которой я был обучен - к зенитной. Меня приняли, допросили,
выяснили, что я ничего дурного не сделал, немцев не обидел (да и не мог их
обидеть, их не было там - они все убежали). И в этой части - полк 1386 31-й
дивизии Резерва Главного командования - я закончил войну, являясь участником
штурма Берлина.
К сожалению, я попал не в самую лучшую из батарей. Командир этой
батареи старший лейтенант Финкельштейн невзлюбил меня и поэтому лишал всех
наград и поощрений. И даже когда под городом Тойпицем я поднял батарею по
тревоге, чтобы отразить немецкую контратаку, был сделан вид, что я тут ни
при чем и контратаки никакой не было, и за это я не получил ни малейшей
награды. Но когда война кончилась и понадобилось описать боевой опыт
дивизии, который было поручено написать нашей бригаде из десяти-двенадцати
толковых и грамотных офицеров, сержантов и рядовых, командование дивизии
нашло только меня. И я это сочинение написал, за что получил в виде награды