"Решад Нури Гюнтекин. Птичка певчая " - читать интересную книгу автора

выместить на нем свою злобу.


Первые три месяца после летних каникул наш пансион напоминал вулкан, в
недрах которого кипят и бурлят страсти. Разрядка наступала только к
экзаменам.
Дело в том, что весной на пасху мои подружки, исповедующие
католичество, совершали свое первое причастие. В длинных белых шелковых
платьях, в газовых, как у новобрачных, покрывалах они шли в церковь
обручаться с пророком Иисусом.
Храм был ярко освещен огнями свечей. Звучал орган. В воздухе плыли
звуки религиозных гимнов. Повсюду был разлит запах весенних цветов. Его
перебивал терпкий аромат ладана и алоэ. Сколько было прелести в этом обряде
обручения! И как жаль, что сразу же после пасхи, вырвавшись на каникулы,
неверные девушки тотчас изменяли своему нареченному, голубоглазому Иисусу с
восковым личиком, обманывали его с первым встречным мужчиной, а иногда и не
с одним.
Возвращаясь после каникул в пансион, мои подружки привозили в своих
чемоданах умело спрятанные записки, фотокарточки, сувениры в виде
засушенных цветочков и многое другое. Мне было известно, о чем они
шептались, разгуливая в обнимку парочками по саду. Нетрудно было
догадаться, что под цветными раззолоченными открытками с изображением
Христа и ангелочков, которые дарили обычно самым невинным и набожным
девушкам, прятались фотографии молодых людей. В укромном уголке сада можно
было часто видеть шепчущихся учениц пансиона; там подружки поверяли свои
сердечные тайны, чтобы никто, даже летающие вокруг букашки, не могли
услышать их признаний. В эти осенние месяцы девушки ходили не иначе, как в
обнимку, тесно прижавшись друг к другу.
Лишь я, несчастная, вечно была одна - в саду и в классе. В моем
присутствии девочки вели себя очень сдержанно и осторожно. Они избегали
меня больше, чем сестер. Спросите почему? Потому что, как говорил друг
нашего дома "бородатый дядя", я была болтлива. Если, например, я замечала,
что какая-нибудь воспитанница обменивается с молодым человеком цветком
через садовую решетку, то кричала об этом на весь сад, словно глашатай. И
все это потому, что подобные истории меня ужасно раздражали.
Не забуду, как однажды зимним вечером мы готовили в классе уроки. Моя
подруга Мишель, очень способная девочка, получив разрешение сестры сесть на
заднюю парту, объясняла нерадивой ученице урок по римской истории.
Неожиданно гробовую тишину класса нарушили частые всхлипывания.
Воспитательница подняла голову и спросила:
- В чем дело, Мишель? Ты плачешь?
Мишель закрыла руками мокрое от слез лицо.
Вместо нее ответила я:
- Мишель взволнована поражением карфагенян, потому и плачет.
В классе раздался хохот.
Словом, мои подружки были правы, не принимая меня в свою компанию. Не
очень-то приятно находиться в стороне, видеть, что к тебе относятся как к
легкомысленной девчонке, хотя я была уже совсем взрослой. Мне шел
пятнадцатый год - возраст, в котором наши матери становились невестами, а
бабки бегали к колодцу заветных желаний в Эйюбе* и в тревоге молились: