"Решад Нури Гюнтекин. Птичка певчая " - читать интересную книгу автора

- Спасибо, Мишель, - улыбнулась я. - Ты замечательный товарищ!
Немного погодя Мишель сказала:
- А знаешь, Феридэ тоже влюбилась и делится с Мишель своими секретами.
Я остановилась.
- Ты это серьезно говоришь?
- Ну да...
- В таком случае отпусти меня. Немедленно!
Я сказала это повелительным тоном командира, отдающего приказ.
- Ах, большая глупышка! - засмеялась Мишель, не отпуская моей талии. -
Неужели ты не понимаешь шуток?
- Глупышка? Это почему же?
- Неужто девочки не знают тебя?
- Что ты хочешь этим сказать?
- Да ведь все знают, что у тебя не может быть романов. Виданное ли
дело - любовная интрижка у Чалыкушу!
- Это почему же? Вы считаете меня некрасивой?
- Нет. Почему некрасивой? Ты очень даже хорошенькая. Но ты ведь...
глуповата... и неисправимо наивна.
- Ты действительно так думаешь обо мне?
- Не я одна, все так думают. Девочки говорят: "В любовных делах
Чалыкушу настоящая gourde..."
В турецком языке я не блистала. Но французское слово gourde мне было
знакомо: "фляга", "кувшин", "баклажка", - словом, во всех значениях вещь
мало поэтическая. К тому же нельзя сказать, чтобы моя плотная, приземистая
фигура чем-то не напоминала один из подобных сосудов. Какой ужас, если
вдобавок к "Чалыкушу" мне прилепят еще и прозвище "gourde"! Надо во что бы
то ни стало спасать свою честь.
И тут я положила голову на плечо Мишель - манера, заимствованная от
моих подруг, - потом, бросив на нее многозначительный взгляд, печально
улыбнулась.
- Ну что ж, можете так думать...
Мишель остановилась и изумленно глянула на меня.
- Это говоришь ты, Феридэ?
- Да, к сожалению, это так, - кивнула я и глубоко вздохнула, чтобы моя
ложь выглядела более правдоподобной.
Теперь Мишель от удивления даже перекрестилась.
- Это прекрасно, чудесно, Феридэ! Но только очень жаль, я никак не
могу тебе поверить!
Бедняжка Мишель была такой страстной почитательницей любовных историй,
что ей доставляло удовольствие быть даже просто свидетелем сердечных
переживаний других. Но, увы, я так мало еще сказала, что она не решилась
мне поверить и открыто выразить свою радость.
Впрочем, я, кажется, зашла в своих признаниях слишком далеко.
Отступать было бы просто нечестно.
- Да, Мишель, - подтвердила я, - я тоже люблю!..
- Всего-навсего только любишь, Чалыкушу?
- Ну, разумеется, не без взаимности, grande gourde.
Итак, я возвратила Мишель прозвище "gourde", которым она меня только
что наградила, да еще в превосходной степени, и ей не пришло в голову
возразить: "Это ты gourde. Это твое прозвище".