"Георгий Гуревич. Чудак человек (Авт.сб. "Только обгон")" - читать интересную книгу автора

"Войну и мир" в ту пору.
То была эпоха великих обобщений, глобальных. И думаю, что грядет,
валится на нашу голову эпоха глобальных проблем сейчас, к концу XX века.
Угроза атомного взрыва, взрыв демографический, взрыв информационный,
кризис экологический, кризис энергетический, сырьевой, пищевой, проблема
глобального круговорота воды, глобального круговорота тепла. Маленькая у
нас планетка, спутник облетает за полтора часа, вот и надо обозреть ее всю
целиком, в планетарном масштабе. Нужны, остро необходимы нам новые
Аристотели, Бэконы и Бокли.
- Но то были гении, - пожал я плечами. - А ты кто? Обыкновенный чудак.
- Чудаки не бывают обыкновенными, - возразил чудак. - Притом я
подозреваю, что Бокля тоже считали чудаком. Молодой, богатый, живи в свое
удовольствие, деньги швыряй. Но ему наука была интереснее. Мне тоже.
- Но ты не управишься, ни за что не дойдешь до конца. И Бокль не дошел.
Умер, стеная: "Книга, моя книга! Я никогда не кончу ее".
- Да, не кончил, да, только начал. Но ведь и это начало, я уже говорил,
составило эпоху в науке. Пускай я не кончу, я начало положу. И в этом есть
смысл.


"Начало, самое печальное начало лучше самого радостного конца". Это не
я сказал, это из Шолома-Алейхема. Хорошими словами, хотя бы и чужими,
приятно завершить книгу.


А дальше? Что дальше?
Самые настойчивые из читателей обязательно хотят знать, чем кончилась
история чудака.
Товарищи, ну к чему же ставить точки над "i"? Сами знаете, какой конец
бывает у чудаков и нечудаков. Вам хочется, чтобы я описывал его со всеми
натуралистическими подробностями?
- Но все-таки. Все-таки надо же сказать, добьется ли он успеха со своей
"Энциклопедией будущих открытий".
А я не знаю. И сам он не знает, потому что успех зависит не только от
его усердия. Есть еще и привходящие факторы: гипертония и прочие. И никто
не скажет чудаку с математической точностью: "Тебе отпущено двадцать
лет... или год... или одна неделя".
Если двадцать лет, вероятно, он напишет книгу. Хорошую или никчемную,
своевременную или запоздалую, но напишет. Я в него верю.
Если год отпущен - будет общий план, тезисы в лучшем случае.
А если неделя - общая идея, здесь описанная... И горькие вздохи, как у
Бокля: "Книга, моя книга! Я никогда не кончу ее".
Или какое-нибудь наставление: "Люди, думайте!" Или: "Своей головой
думайте!" Или: "Думайте о будущем!" Но это по моей части - по
литературной. Я пошлифую еще. Впрочем, мне вообще не хочется расписывать
последний час, кончать историю чудака картиной безжалостной казни человека
природой.
И вот что мне приходит в голову - о книге, не о казни.
Лет двадцать назад получил я - автор, а не герой - письмо от
четырнадцатилетнего читателя из Тайги - есть такая станция в Сибири.