"Георгий Гуревич. Ия, или Вторник для романтики (Авт.сб. "Только обгон")" - читать интересную книгу автора

Два экрана - матовые, стекловидные, прямоугольные, внешне два
телевизора. Но чтобы видеть по-человечески, работать они должны были как
глаз, не как телевизор. Там читающий луч скользит от рамки до рамки,
прочерчивая строки подряд, беспристрастно и равнодушно, как бы штрихует
поле зрения, ничего не выделяя. Человеческий же глаз - Ия узнала об этом
только от Алеши - как бы рисует сам, несколько раз обводит силуэт,
повторно прочерчивает самые темные и самые светлые пятна, изучает все, что
выделяется из фона, по одноцветному и гладкому скользит бегло. Обводя лицо
прохожего, мы сличаем контуры его с мозговыми записями памяти: "Что-то
очень знакомое. Где мы видели такие черты? Ах, да это же знаменитый
артист! Вчера видели в кино".
Следовательно, машине, в отличие от обыкновенного телевизора, надо было
еще придать программу и механизмы прорисовки контуров, да еще память с
каталогом образов, да еще увязать эти образы со словами, да еще добавить
магнитную ленту с записями слов и микрофон для их произнесения.
И как же ликовала группа Ходорова, когда все эти устройства сработали
одновременно и, глядя на карточку с жирно начерченным квадратом, машина
выговорила: "Квадрат!"
Первое правильное слово!
Младенец сказал бы "мама"!
Затем последовали круг, крест, точка, линия, треугольник. После
геометрических фигур - столы, шкафы, книги, лампы и великое множество
картинок с домиками, деревьями, людьми, животными, птицами. Машина
запоминала их с одного раза, опознавала картинки безупречно, в любом
порядке, от начала к концу, от конца к началу. Ни один человек не сумел бы
запомнить столько предметов зараз. В первые дни долговременная память
наполнялась молниеносно. Темп ограничивала не машина, а люди - помощницы
Алексея: не успевали подбирать и показывать новые карточки, не успевали
произносить названия предметов, проверять, заносить в каталог выученные
слова.
Хуже пошло на следующей неделе (уже после четвертого вторника), когда
машина от картинок перешла к узнаванию подлинных вещей. Тут она делала
немало ошибок. Но и об ошибках Алеша рассказывал с восторгом, считая их
"очень поучительными".
Познакомившись с миром по рисункам, машина путалась с размерами
настоящих предметов. Лопухи назвала бананами, огородную грядку - хребтом,
мусорную кучу - горой, телеграфный столб - стеблем. А когда ей показали
луну на небе, безапелляционно объявила, что это ломтик сыра. Впрочем,
гоголевский сумасшедший тоже утверждал, что "луну делают в Гамбурге из
сыра, и прескверно делают притом".
Машина худо разбиралась и там, где требовалось по детали узнать целое.
Ногу или руку называла сразу, но, когда ей показали ступню, не сумела
догадаться, что это тоже нога (правда, англичане и немцы ступню ногой не
считают). Алешу - своего духовного отца - научилась узнавать быстро, но
встала в тупик, когда он закрыл половину лица, ответила: "Это незнакомый
предмет".
Еще труднее давалась ей классификация. Стол она упорно называла
животным, видимо затвердив, что животные - это четвероногие. Долго не
отличала мужчин от женщин. Но тут, возможно, учителя были виноваты. Не
учтя капризов моды, Алеша объяснил, что мужчины стригут волосы коротко,