"Георгий Гуревич. В зените" - читать интересную книгу автора

деловитая скороговорка. И я подумал: может быть, так называемая фантастика
просто эскапизм - бегство от подлинных тревог действительной жизни в
нарядный придуманный мир. И одновременно эскапизм автора - бегство от
подлинных тягот мастерства в условную неправдивую нелитературу. К образу
марсианина упреков нет, никто не видел марсиан, описывай как хочешь, первыми
попавшимися стертыми словами. На рынке принимают стертые монеты,
невзыскательный читатель принимает стертые слова. Но это не-ис-кус-ство,
не-ли-те-ра-ту-ра!
А там пошло и пошло. Наслушался я комплиментов. Одни поддержали физика,
другие - лирика. И хотя к заключительному слову я наготовил достаточно
возражений, едва ли мне удалось отбиться. В преглупом положении оказывается
повар, уверяющий, что суп был отменный... или же писатель, уверяющий, что
его книга отменная. Суп - дело вкуса. Некоторые вообще не любят супов.
Некоторые вообще не принимают фантастику.
Тррр! Трескуче! Требовательно! Настырррно! - Ну кто там? - Миль пардон!
Простите великодушно, сударь, что я нарушаю ваше одиночество. - Голос
старческий, надтреснутый, слова выговаривает медленно, словно прожевывает
каждое. И лексика какая-то нафталиновая: - Я обращаюсь к вам исключительно
как читатель. ("Знаем мы этих читателей - непризнанный поэт или изобретатель
вечного двигателя".) Мне доставило величайшее наслаждение знакомство с вашим
вдохновенным пером. Я просил бы разрешения посетить вас, чтобы изъяснить
чувства лично. - К сожалению, я уезжаю в Москву сегодня. - Я звоню из
вестибюля гостиницы. Если позволите, поднимусь сейчас на лифте. Я специально
приехал из пригорода. Буду обязан вам чрезвычайно по гроб жизни... - Ну
хорошо, если вы специально приехали... Проклятая мягкотелость! Теперь еще
вставать, галстук завязывать. Ладно, минут пять еще есть. От вестибюля путь
не близкий: лифта надо дождаться, подняться на пятый этаж, пройти длиннющий
коридор с красной ковровой дорожкой и еще более длинный - с синей. Полежу
подумаю. Так на чем я остановился?
Что я не отбился, никого не убедил в собственной правоте. Чем убеждать? У
меня слова, и у них слова. Но беда в том, что мечтатели говорят о
гадательном будущем, которое за горизонтом, а скептики о подлинных
сегодняшних трудностях. И скептики правы сегодня, но мечтатели все-таки
правы завтра. Однако не каждому удается дожить до этого завтра.
Потом был банкет, скромный банкет в складчину. Отказаться было неудобно,
обиженному неприлично показывать, что он обижен. Мы сидели за длинным
столом, поднимали бокалы за председателя, секретаря, устроителей, гостей,
ленинградцев, москвичей и закусывали коньяк заливной осетриной. Наискось от
меня оказался ушастый физик, почему-то он не пил ничего, а рядом - блондинка
спортивного вида с "конским хвостом" на макушке и экзотическим именем
Дальмира. Эта охотно чокалась и лихо опрокидывала. После четвертой рюмки я
захмелел и зачем-то начал жаловаться блондинке на ушастого физика. Дальмира
вспыхнула, сказала, что заставит его загладить обиду немедленно. Трезвенник
был призван; оказалось, что он законный муж "конского хвоста". Ему велено
было извиняться, а мне - принять извинения и в знак примирения и вечной
дружбы немедленно ехать к ним в гости.
Я не стал упрямиться. На вкус и на цвет товарищей нет. У читателей могут,
быть свои вкусы. Даже моей жене нравится не все подряд. К тому же коньяк
кончился, а до полуночи было еще далеко.
Супруги увезли меня на своей машине, какой-то особенной, трехцветной,