"Георгий Гуревич. Приглашение в зенит" - читать интересную книгу автора

обижать Лирика?
Лирик жил на окраине, где-то за Старой Деревней, в вылинявшем
серо-голубом доме с резными наличниками. Видимо, лет двадцать назад здесь
были дачи, теперь город пришел сюда, многоэтажные корпуса обступили садики,
выше сосен поднялись строительные краны. Под самым забором Лирика ерзал и
рычал бульдозер. Я долго ждал за калиткой, слушал нервический лай собаки,
потом меня провели через мокрый сад с голыми прутьями крыжовника и через
захламленную террасу в зимние горницы. Там было натоплено, душновато, и стол
уже накрыт. Опять я пил, на этот раз приторные домашние наливки. И закусывал
маринованными грибками, подгорелыми коржиками и вареньем трех сортов.
Лирик рассказывал о своем саде какие там летом яблони и жасмин, и
настурции, и ноготки и где он достает черенки, и откуда выписывает рассаду.
Показывал трофеи охотничьих походов чучело глухаря, шкурку лисицы. А я все
слушал и удивлялся зачем было нападать так сердито, чтобы потом угощать
радушно? Все ждал объяснений, потом сам навел разговор:
- В литературе есть темы и есть детали, - сказал я. - Книги пишутся не
о насосах.
- В точности это самое я говорил вчера, - подхватил Лирик. - Вы
понимающий инженер, это чувствуется в каждой строчке. Но книги пишутся не о
насосах. Есть только три вечных темы любовь, борьба, смерть.
- Я и писал на вечную тему, - упрямился я. - Писал о вечной борьбе
человека со скупой природой. И о борьбе разведчиков с нерешительными
домоседами. Во все века идет спор идти вперед или тормозить? Надо показать,
что впереди просторно, наука может обеспечить тысячелетнее движение.
И тут вмешалась жена Лирика. До сих пор она сидела молча, только
пододвигала вазочки с вареньем.
- Что она может ваша наука? Лечить не лечит, губит все подряд.
Вот-вот-вот! - она показала на окно. - Такая благодать была. А теперь на
розах копоть, яблони не плодоносят. И люди обесплодили. Старшую замуж
выдали, говорит: "Не жди внуков, мама". А вы говорите "Наука обеспечит!"
Невыносимо! Невыносимо!
И она выплыла, хлопнув дверью, монументальная, полная достоинства и
благородного гнева.
Лирик, несколько смущенный, погладил мою коленку.
- Не обижайтесь на нее, дорогой. Вы поймите людям нужны простые
понятные радости бабушке - внуков понянчить, дедушке - с удочкой посидеть у
залива, послушать музыку тишины. Сейчас за тишиной надо ехать в Карелию - за
двести километров. На двести километров от города под каждым кустом бутылки
и консервные банки. И тут еще ваша оглушительно-барабанная мечта о насосах.
Я прочел, меня дрожь проняла. Представил себе эти ревущие жерла, глотающие
целую Невку зараз. Вместо залива топкий ил, вонючая грязь отсюда и до
Кронштадта, ржавые остовы утонувших судов, разложившиеся утопленники.
Дорогой мой, не надо! Пожалейте, будьте снисходительны. Оставьте в покое
сушу, море и нас. Мы обыкновенные люди со слабостями. И писать надо,
учитывая наши слабости чуточку снисхождения, чуточку обмана даже,
утешающего, возвышенного. А у вас холодная логика конструктора. Она, словно
сталь на морозе, к ней больно притронуться. Вы цифрами звените как монетами,
все расчет да расчет. Для писателя у вас тепла не хватает...
И вот разоблаченный я лежу на гостиничной койке, бессильно свесив руки.
Для науки у меня не хватает воображения, для писателя - тепла. И тут еще