"Александр Хабаров. Случай из жизни государства (Эксперт)" - читать интересную книгу автора

зять Виктор - неплохой: умный, непьющий, тактичный и вежливый, страшно
работящий, любимец покойного мужа, в прошлом - ярый антисоветчик и
антикоммунист, диссидент и правдолюбец, отсидевший при Брежневе за
"политику" 3 года в Мордовии. Впрочем, на Виктора сейчас можно было
поворчать лишь заочно, ибо два года назад он ухитрился "заработать"
банальную уголовную статью (108-я, тяжкие телесные со смертельным исходом)
и отбывал наказание в одном из северных лагерей - (впрочем, как раз это ему
и пообещал когда-то проницательный комитетский дознаватель Карманов: "Много
вам сейчас не дадут, не за что. В принципе, могли бы вовсе прикрыть дело -
я настаивал, но, увы, не я решаю - слишком высок уровень. Но, мне кажется,
вы отсидите разок, а потом снова сядете, Виктор Евгеньич... Ох, как сядете!
Всех выпустят, а вы будете до последнего чалиться, до звонка. Куража в вас
много, баламутства...").
Галина Ильинична воспринимала "отсидки" зятя как обычное для Совдепии
(так она до сих пор называла страну, в которой жила) дело. Ее отец,
Мариночкин дед, исчез в лагерях ещё в конце двадцатых годов, родной дядя
отбыл десятилетний срок после войны; наконец, муж едва не погиб за колючей
проволокой, время спасло его - попал в реабилитационные списки в 56-м. Все
было знакомо, тут она могла кое-что посоветовать дочери, что, мол, надо
человеку в тюрьме (теплые носки, белье, сало, чеснок) да и сама лично
постояла в очередях в Бутырскую тюрьму с передачей для "непутевого" (это
была её самая крайняя оценка Виктора).
Срок у Шахова-мужа и зятя кончался в следующем веке.
Именно по совету Виктора (письмом из зоны) решено было избавиться от
огромной квартиры - с большой выгодой. Пенсии Галины Ильиничны и переводов
Виктора хватало семье на пол-месяца. На другую половину приходилось
изыскивать средства; первое время Галина Ильинична тихо распродавала
кое-какие коллекции покойного Григория Анатольевича, например, тонкие книги
стихов с обложками знаменитого Родченко. Шли они хорошо, но постепенно
кончались, и если конструктивный и прямолинейный Родченко для Галины
Ильиничны не представлял никакого интереса, то к остальному - ростовской
финифти, трехсоттомной библиотеке словарей и энциклопедий, двум подлинникам
Кандинского, письмам Бунина - она боялась даже прикоснуться. Поэтому решено
было исполнить "установку" зятя на обмен с доплатой; главное было - не
сократить ни на метр (а то и увеличить) ту площадь, которая была в наличии.
А район - что район? Всё - Москва.
Имелся, в помощь и содействие, хороший человек, старый знакомец
Шахова, Андриан Голощапов, называвший себя поэтом, но нынче занимавшийся
почему-то квартирным бизнесом. Галина Ильинична знала его давно, Виктор ещё
дольше, но ни старушка, ни сам диссидент-аналитик так и не смогли открыть в
Голощапове самую главную створку.
В восьмидесятых и Шахов и Голощапов существовали в единой плоскости
диссидентства, обменивались запрещенной ("подрывной") литературой,
принимали участие в кухонных дискуссиях и в многочисленных самиздатских
журналах. Голощапов, правда, так и не "сел" ни разу, но под облавы попадал
неоднократно. В самиздате "гуляла" книжка стихов Голощапова "Антисовет"
(Обрушится стена закона, и в царстве душной мерзлоты все ваши красные
знамена народ порежет в лоскуты), её переиздали в Париже, (Шахов, правда,
посмеивался над "душной мерзлотой" и другими "ляпами"); Голощапов плескался
в опасной и приятной славе борца за "святое". Впрочем, "святое", когда