"Ю.Хабермас. Философский дискурс о модерне " - читать интересную книгу автора

мессианского, или завершенного, времени с помощью тончайшего мотива
подражания, который можно отыскать в проявлениях моды: "Французская
революция поняла себя как возвращение Рима. Она цитировала Древний Рим так
же, как мода цитирует одея-


16

ния прошлого. У моды чутье на актуальность, как бы она ни пряталась в
чаще былого. Мода - прыжок тигра в прошлое... Такой же прыжок под вольным
небом истории - прыжок диалектический, как и понимал революцию Маркс" [30].
Беньямин восстает не только против заимствованной нормативности такого
понимания истории, которое почерпнуто из подражания образцам; он оппонент
обеих концепций, которые приостановили и нейтрализовали провокацию нового и
абсолютно неожиданного уже на почве понимания истории, характерного для
модерна. С одной стороны, Беньямин выступает против представления о
гомогенном и пустом времени, исполненном "тупой веры в прогресс" (ее почва -
эволюционизм и философия истории), но он также противник нейтрализации всех
масштабов, как ее осуществляет историзм, запирая историю в музей и перебирая
"череду событий, словно четки" [31]. Образец - Робеспьер, цитированием
вызвавший из античного Рима корреспондирующее прошлое, нагруженное сейчасным
временем; цель - взорвать инертный континуум истории. Как он пытается
прервать вялый ход истории неким сюрреалистически произведенным шоком, так и
модерн, опустившийся в целом до актуальности, по достижении аутентичности
сейчасного времени должен черпать свою нормативность из отражений
привлеченного прошлого. Последние уже не воспринимаются как изначально
образцовое прошлое. Бодлеровская модель творца моды проясняет скорее
креативность, которая противопоставляет прозорливый поиск таких
корреспонденций эстетическому идеалу подражания классическим образцам.


3

Гегель первым возвышает до уровня философской проблемы процесс
освобождения модерна от внушающего воздействия со стороны внешних по
отношению к нему норм прошлого. В ходе критики традиции, которая вбирает в
себя опыт Реформации и Возрождения и реагирует на зарождение современного
естествознания, философия нового времени - от поздней схоластики до Канта -
уже выражает и самопонимание модерна. Но только к концу XVIII столетия
проблема самообоснования, самоподтверждения модерна обостряется настолько,
что Гегель может воспринять этот вопрос в качестве философской проблемы и
притом в качестве основной проблемы своей философии. Беспокойство, вызванное
тем, что лишенный образцов модерн вынужден стабилизироваться, исходя из им
самим порожденных несоответствий и разрывов, Гегель понимает как "источник
потребности в философии" [32]. Вследствие того, что

17

модерн пробуждается к самосознанию, возникает потребность в
самоподтверждении, которую Гегель трактует как потребность в философии.