"Ю.Хабермас. Философский дискурс о модерне " - читать интересную книгу автора

принимаемым в качестве примера. Противоположность веры и знания, как
показывает спор между Якоби и Кантом, а также реакция на него со стороны
Фихте были переведены в саму философию. С этого соображения Гегель начинает
свое сочинение по данному вопросу. Оно вынуждает его расстаться с
представлением, будто позитивная религия и разум могут помириться друг с
другом на пути реформаторского обновления первоначального христианского
духа. К этому же периоду Гегель освоился с политической экономией. И здесь
тоже он должен признать, что капиталистические экономические отношения
произвели некое модерное общество, которое под традиционным именем
"гражданское общество" представляет собой совершенно новую реальность,
несравнимую с классическими формами societas civitas или полиса. Вопреки
определенной непрерывности традиции римского права Гегель больше не мог
привлечь общественное состояние распадающейся Римской империи для сравнения
с частноправовыми отношениями гражданского общества времени модерна. Вместе
с тем и фон, на котором разложение поздней Римской империи становится
очевидным, т.е. прославленная политическая свобода афинского
города-государства, тоже теряет характер образца для времени модерна. Короче
говоря, нравственность полиса и первоначального христианства, представленная
еще такой полной сил, больше уже не могла служить мерилом, подходящим для
пришедшего в разлад с самим собой модерна.
Это могло быть причиной того, что Гегель не последовал дальше своим
наметкам относительно коммуникативного разума, которые отчетливо
обнаруживаются в его юношеских сочинениях, а в йенский период развивал
понятие Абсолютного, которое позволяло отделиться от христианско-античных
образцов, оставаясь внутри границ философии субъекта, - правда, ценой одной
дальнейшей дилеммы.


39


3

Прежде чем я сделаю набросок философского решения, которое Гегель
прочил для самообоснования модерна, предлагаю вернуться к той самой ранней
системной программе, которая передана в рукописи Гегеля и воспроизводит
общее убеждение собравшихся во Франкфурте друзей - Гельдерлина, Шеллинга и
Гегеля [20]. Потому что здесь вступил в игру следующий элемент: искусство
как указывающая в будущее сила примирения. Религия разума должна была
предоставить себя искусству, чтобы оформиться в народную религию. Монотеизм
разума и сердца должен объединиться с политеизмом воображения и создать
мифологию, стоящую на службе идей: "До тех пор пока мы не придадим идеям
эстетический, то есть мифологический, характер, они не представляют никакого
интереса для народа; и наоборот, пока мифология не станет разумной, философ
должен ее стыдиться" [21]. Нравственная тотальность, которая не подавляет
никакой способности и которая делает возможным равное развитие всех сил,
будет инспирирована благодаря поэтически учрежденной религии. Нравственность
этой мифопоэзии смогут потом в равной степени понять и народ, и философы.
"Таким образом, и просвещенные, и непросвещенные должны в конце концов
протянуть друг другу руки, мифологии пора стать философичной, а народу -