"Ю.Хабермас. Философский дискурс о модерне " - читать интересную книгу автора

разум необходимо мыслить не только как самоотношение субъекта, но и как
рефлексию, которой не просто импонирует собственная роль абсолютной силы
субъективности по отношению к некоему другому, но в которой ее собственное
движение проявляется как раз в противодействии любому абсолютизированию;
рефлексия проявляется в том, что устраняется все созданное позитивное.
Поэтому вместо абстрактного противопоставления конечного и бесконечного
Гегель полагает абсолютное самоотношение субъекта, достигшего самосознания
из своей субстанции, субъекта, который несет в себе единство как различие
конечного и бесконечного. В отличие от понимания Гёльдерлина и Шеллинга этот
абсолютный субъект как раз не должен предшествовать мировому процессу как
бытие или интеллектуальное представление, а должен состоять единственно в
самом процессе взаимоотношения конечного и бесконечного и тем самым - в
изнуряющей деятельности приближения к самому себе. Абсолютное понимается не
как субстанция, не как субъект, но исключительно как опосредствующий процесс
безусловно свободно продуцирующей самоотнесенности [28].


41

Эта характерная для Гегеля фигура мысли исследует средства философии
субъекта для того, чтобы преодолеть субъект-центрированность разума. С ее
помощью зрелый Гегель мог изобличать модерн в его промахах, не прибегая ни к
чему иному, кроме присущего ему принципа субъективности. Эстетика Гегеля
дает тому поучительный пример.
Не только франкфуртские друзья возлагали надежды на умиротворяющую силу
искусства. Именно в споре об образцовости классического, античного
искусства, как ранее во Франции и в Германии, осознавалась проблема
самообоснования модерна. Г. Р. Яусс показал [29], как Фридрих Шлегель и
Фридрих Шиллер в своих работах "Об изучении греческой философии" (1797) и "О
наивной и сентиментальной поэзии" (1796) актуализировали постановку вопроса,
разрабатывали проблему своеобразия новой модерной поэзии и высказали свою
позицию по отношению к дилемме, возникающей, когда образцовость античного
искусства, признанную сторонниками классицизма, приходится согласовывать с
превосходством модерна. Оба автора описывают различие стилей аналогично -
как противоположность между объективным и вызывающим интерес, между
естественным и искусственным художественным созданием, наивным и
сентиментальным. Они противопоставляют классическому подражанию природе
новое, модерное искусство как акт свободы и рефлексии. Шлегель даже
расширяет границы прекрасного, указывая на эстетику безобразного, которая
предоставляет место пикантному и авантюрному, ошеломляющему и новому,
шокирующему и отвратительному. Но в то время как Шлегель медлит
недвусмысленно расстаться с идеалом искусства классицизма, Шиллер
выстраивает субординацию - в плане философии истории - между античностью и
новым временем. Правда, совершенство наивной поэзии стало недостижимым для
рефлексированного поэта модерна; вместо этого искусство эпохи модерна
стремится к идеалу опосредованного единства с природой, и это - по отношению
к цели, которую античное искусство достигло благодаря красоте подражаемой
природы, - "бесконечно предпочтительнее".
Шиллер дал представление о рефлексированном искусстве романтики еще до
того, как оно появилось на свет. Гегель уже имел его перед глазами, когда