"Хади. Искалеченная " - читать интересную книгу автора

ребенку, сердце матери плачет снова. Однако она принимает это, потому что
таков обычай и потому что она уверена в том, что варварский ритуал, якобы
очищающий, чтобы получить право молиться, нужен, чтобы вступить в брак
девственной и быть верной женой.
Возмутительно вовлекать африканских женщин в ритуал, который не имеет
ни малейшего отношения к религии. В наших странах Черной Африки "вырезание"
практикуют как анимисты, христиане и мусульмане, так и евреи. Истоки
традиции в далеком прошлом, еще до прихода сюда мусульманской религии.
Мужчины хотели этого по нескольким причинам: они пытались укрепить свою
власть, хотели быть уверенными, что их жены не уйдут к другим мужчинам, а
мужчины из вражеских племен не будут насиловать их жен. Другие объяснения,
еще более абсурдные, состояли в том, что женские половые органы - якобы
грязные, дьявольские, а клитор, тоже дьявольский, способен при
соприкосновении с головкой рождающегося ребенка обречь его на невесть какое
несчастье и даже на смерть. Некоторые думали, что эта ложная копия
маленького пениса наводила тень на мужскую силу.
Но только желание доминировать было настоящей причиной. И женщин
подвергали экзекуции, поскольку не могло быть и речи о том, чтобы "видеть"
или "прикасаться" к этой интимной части женской природы.
В семь лет я не имею представления, как и другие девочки моего
возраста, что у меня есть клитор и чему он служит, Я никогда его не замечала
и больше никогда не увижу. Единственное, о чем я думаю этим утром, - о
предстоящей невыносимой боли, о которой до меня доходили какие-то слухи, но
которая, как мне казалось тогда, не затронет меня. Я вспоминала, как чья-то
мама или бабушка угрожала какому-нибудь маленькому непослушному мальчику,
держа в руках нож или ножницы, доставала его маленький "аппендикс" и кричала
страшные для него слова: "Если ты не будешь слушаться, я тебе его отрежу!"
Мальчишка всегда удирал от этой "угрозы кастрации", видимо, вспоминая боль и
мучения. Однако, испытав их однажды, он не будет страдать позже: в его
случае речь идет о традиции исключительно гигиенической.
Но я видела девочек, идущих странной походкой, точно гуси, садящихся с
трудом и плачущих в течение двух или трех дней, а иногда и целой недели.
Тогда я чувствовала себя защищенной, потому что была еще маленькой.
В далеком тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году я не знала, что
будет представлять для меня в будущем этот кровоточащий интимный порез. Он
поведет меня, однако, по длинному пути трудной, а иногда и горькой жизни, до
Организации Объединенных Наций, куда я попаду в две тысячи пятом году.
Мое сердце начинает бешено колотиться. Нас пытаются убедить, что не
нужно плакать, когда происходит "очищение". Нужно быть мужественными.
Бабушки прекрасно понимают, что мы еще маленькие и обязательно будем кричать
и плакать, но они не говорят о боли. Они объясняют: "Это длится недолго,
тебе будет больно совсем чуть-чуть, но после все закончится, поэтому будь
сильной".
Рядом с нами нет ни одного мужчины. Они в мечети или в поле до
наступления большой жары. Нет никого, у кого я могла бы укрыться, а главное,
моего дедушки. В ту эпоху традиции в деревне были еще сильны, и нашим мамам
и бабушкам нужно было проделать это с нами. И точка. Они не задавали никаких
вопросов. К примеру, о том, нужно ли делать это, живя в городе, или о том,
что происходит в других домах, у других этнических групп. На нашей улице
было только две семьи, практикующих "вырезание": та, что приехала из