"Елена Хаецкая. Тролли в городе" - читать интересную книгу автора

- По этой примете легко вычислить, кто у нее в фаворитах, - сказал
Милованов (все сразу замолчали и повернулись к нему, как бы из опасения
пропустить хотя бы слово, изошедшее из уст вождя). - Простуда, - пояснил
Милованов. - Если часто ходить к Алии, непременно начнешь чихать и кашлять.
Просквозит, непременно просквозит, как ни оберегайся. Там отовсюду дует.
- Ну вот еще! - возмутился один из собравшихся. - Вампиры ведь не
простужаются. Они не подвержены болезням.
- Вот ты себя и выдал! - вскричал Лазарев с глупым смехом. - Что значит
"они"? "Мы"! Это ведь мы - вампиры, забыл?
Говоривший ему не ответил, только пожал плечами и отвернулся. Лазарев,
впрочем, этого не заметил.
- Что же Алию сюда не пригласили, если она такая знаменитая? - спросил
я.
На меня воззрились с таким удивлением, словно я брякнул несусветную
глупость. Но я решил настаивать:
- Заодно и меня бы с ней познакомили... А может, и я бы ей понравился,
кто знает? Никогда нельзя предвидеть, где встретишь судьбу.
Конечно, я был пьян, ничем иным нельзя оправдать подобную патетичность.
Но здесь следует заметить, что для русского человека "судьба" по
преимуществу означает поиск брачного партнера, в то время как для персонажа
американского комикса это же самое слово имеет смысл более зловещий:
"встретить судьбу" - это попросту умереть.
Именно это и имел в виду Милованов, когда ответил:
- Встретиться с судьбой никогда не поздно. И лучше позднее, чем раньше.
А еще лучше - никогда. Поэтому мы и избрали путь Детей Мрака.
Мы поболтали еще немного, стараясь построже придерживаться вампирской
тематики. Лазарь периодически ходил в подвал блевать и возвращался оттуда
бледный, несчастный, но с осмысленным взором. Прочие истребляли рыбные
закуски, щедро заливали их водкой и громко, перебивая друг друга,
говорили... Рыбный запах стоял нестерпимый, внутренности потрошеной селедки
валялись повсюду, разбросанные по столу и растоптанные на полу. Я сам,
отправляясь в туалет, наступил на рыбий пузырь, и он хлопнул под ногой.
Когда я вернулся, меня поразила одна вещь. Я как будто заново увидел
всех своих товарищей по пирушке и в первое мгновение не узнал их. В них всех
проступило нечто общее и в то же время они сильно отличались от обычных
людей. Я не мог сформулировать этого для себя - ни тогда, когда был сильно
пьян, ни теперь, когда я абсолютно трезв. Это было именно "нечто", что-то не
поддающееся четкому определению.
Но хуже всего было другое. Хоть они по-прежнему шумно и весело болтали,
я теперь не понимал ни слова. Какие-то тягучие звуки изливались из их уст,
не похожие ни на один человеческий язык. Не были они и подражанием животным.
Никаких там "му-му" или "кукареку". Нет, это была именно речь, и притом
осмысленная, но... нечеловеческая. Может быть, одушевленные рыбы
переговариваются на подобном наречии, подумал я тогда в смятении, но эта
мысль была такой же абсурдной, как и все остальное, что происходило в тот
вечер.
Я не помню, как уходил, закрывали ли за мной дверь и прощался ли я с
Лазарем или же смылся "по-английски", никому ничего не сказав. Проснулся я
дома с сильной головной болью, и тотчас картины того, что происходило
накануне у Лазаря, отчетливо нарисовались в моем воспаленном мозгу.