"Олег Хафизов. Кокон " - читать интересную книгу автора

ибо, как обнаружилось под самый конец мероприятия, вся драматургическая
команда была разбита на подразделения со своими тренерами, слегка
обязанными, но не пылающими желанием ознакомиться с содержанием никчемных
работ своих подчиненных. Это, повторяю, дошло до Хафизова под самый конец,
когда он так и не дождался возможности блеснуть перед всеми своей пьесой. Ее
с грехом пополам прочел один писатель с известной фамилией, произведений
которого невозможно было вспомнить, хоть загоняй иглы под ногти, и одна
либеральная работница Министерства, причем первый сдержанно похвалил, а
вторая по-доброму ругнула, так что он остался при своих.
Никаких предложений, никаких посулов, ровным счетом два сушеных
одеревеневших котяшка, которые можно нанизать на серебряную цепочку и носить
на своей гордой шее нонконформиста.
И вот Хафизову стало тошно. С утра, один черт, не работалось.
Работалось посреди бесконечно-свободного дня, именно во время
периодических заседаний семинара, так что одна из театральных начальниц даже
потеряла его и подумала, что его съели волки. Никто и не подумал подойти к
нему, познакомиться и поговорить по-человечески, тяготея к своим кланам, а
сам он стрезву не был на это способен. Вместо пользы здорового отдыха,
начала разыгрываться нехорошая головная боль (гайморит, менингит? рак
мозга?). Он бросился в поселок, но единственная бутылка с красочной
этикеткой оказалась подсолнечным маслом. (Да ты что, малай, какая вино, это
масло подсолнечная.) Хафизов рванул через лес, а навстречу, из лесу, не
поздоровавшись, скорым шагом убийцы, только что расчленившего и закопавшего
жертву, вышел драматург-нееврей с чумовыми глазами и редкой бородой, то ли
слишком добрый, то ли глуповатый автор несмешных комедий, кажется, даже не
москвич.
Пройдя его следами мимо теннисного корта, какой-то берлинской стены,
отделявшей одну сторону заснеженого поля от другой, Хафизов углубился в лес,
и увяз на берегу не успевшего замерзнуть озерца.
Здесь было настолько пустынно, что меньше всего он удивился бы волку.
Наваливший за ночь снег кончался прямо в черном зеркале воды
- или над ней. По эту сторону, под крутым откосом, валялась вверх дном
голубая, облупленная, целая лодка с инвенатрным номером 11, а по ту,
неблагоустроенную, лесную сторону, воду обступали черные деревья,
прорисованные на ангельской белизне так пронзительно и подробно, что
наворачивались слезы. Казалось, что опадающие с неба частицы тишины шуршат
при соприкосновении, и даже вороны не смели разломать этих чар своим краком.
Хафизов уехал домой за неделю до окончания месячного рая. Каждый день
он исписывал по 6-8 страниц (от руки), как в литературном общежитии, в
сортире, поезде или на стройке. Независимо от того, помогало ему
Министерство Театральных Дел или мешал весь мир.

ЗВЕНИ-ГОРОД

Самым мирным, покойным и ясным событием этого затишья стала поездка в
Звенигород, к Паше Егору, единственному из "горьковских" друзей Хафизова.
Паша Егор поначалу был неестественно удачлив в литературе: он написал
два лирических рассказа, сразу напечатанные, за которые его приняли в
институт, но это было все, что он написал. Как многим студентам этого
тренировочного центра профессиональных сочинителей, кроме тех, у кого