"Генри Райдер Хаггард. Голубая портьера" - читать интересную книгу автора - Я имею в виду, что, короче, я высылаю свои бумаги. Мне нравится
здешний климат - короче, я собираюсь стать фермером. - Высылаешь бумаги! Хочешь стать фермером в этой богом забытой дыре. Ты, наверное, пьян. - Нет, отнюдь. Сейчас только десять часов. - А как же твоя свадьба и девушка, с которой ты помолвлен и которую так хотел увидеть? Она тоже займется фермерством? Бутылкин вздрогнул. - Нет, видишь ли, как бы это сказать, одним словом, с этим все кончено. Моя помолвка расторгнута. - Вот это да! - сказал приятель и неуклюже ретировался. II Прошло двенадцать лет, как Бутылкин отправил свои бумаги и много воды утекло с тех пор. Случилось так, что единственный и старший брат нашего героя, благодаря неожиданному развитию чахотки у законных наследников, получил титул баронета и восемь тысяч годового дохода, а сам Бутылкин - скромное, но для него вполне достаточное состояние в восемь сотен фунтов. Когда до него дошла эта весть, он сражался в чине капитана добровольных войск в одной из многочисленных войн в колонии Кейп. Он довоевал эту кампанию, а затем, уступив просьбам брата и собственному естественному желанию побывать на родине после четырнадцатилетнего перерыва, вышел в отставку и вернулся в Англию. не на южно-африканских пастбищах и не в свежевыкрашенном колониальном доме, а в удобнейших апартаментах сэра Юстаса Перитта - холостого брата нашего героя, проживавшего в Олбани. И вот прежний Бутылкин, только более внушительный, застенчивый и подурневший, с шрамом через всю щеку, полученным от метательного копья, сидит в очень удобном кресле напротив затопленного камина, - на дворе ноябрь. Напротив него расположился его брат - совсем иной экземпляр рода человеческого. С пристальным, участливым любопытством смотрит он на нашего героя сквозь стекла очков. Сэр Юстас Перитт - хорошо сохранившийся джентльмен неопределенного возраста от тридцати до пятидесяти. Выглядит он истинным лондонцем. Глаза горят, фигура поражает такой выправкой, что ему вполне можно дать тридцать лет. Но при более близком знакомстве, оценив его превосходное знание жизни и добродушный, но глубочайший цинизм, которым насквозь пропитана его речь, точно так же, как запахом лимона бывает пропитан ромовый пунш, вы бы отодвинули день его рождения на много лет назад. На самом же деле - ему ровно сорок - ни больше, ни меньше, при этом он одновременно сохранил моложавый вид и приобрел зрелость и опыт, благоразумно воспользовавшись всеми возможностями, которые выпали ему в жизни. - Мой дорогой Джордж, - сказал сэр Юстас, обращаясь к брату, - он был полон решимости похоронить, наконец, через столько лет эту ненавистную кличку "Бутылкин". - Давненько не испытывал я такой радости. - Какой радости? - Видеть тебя - какой же еще? Когда ты показался на корабле, я сразу |
|
|