"Генри Райдер Хаггард. Скиталец" - читать интересную книгу автора

пилона. Затем жрецы и себе завязали глаза и распростерлись на земле лицом
вниз. Все стихло как во дворе, так и за стеною: все ожидали явления Хатхор.
Скиталец обернулся и взглянул сквозь бронзовую решетку ворот на толпу,
оставшуюся на площади перед храмом. Там все стояли неподвижно, в каком-то
оцепенении, даже женщины перестали плакать. Глаза всех были устремлены
вверх, на пилон. Наступал полдень, яркий, знойный полдень, красный диск
солнца достиг зенита, и его сверкающие, палящие лучи ослепительным снопом
падали на край пилона.
Вдруг издалека стали доноситься нежные звуки сладкого, чарующего
голоса, звуки все росли и приближались, становясь все нежней. При первых
нотах их из груди каждого вырвался вздох, невольный вздох, от которого и
Скиталец тоже не мог удержаться.
Наконец находившиеся вне двора, на площади, издали увидели Хатхор - и
глухой не то рев, не то стон пронесся над толпой. Безумие овладело людьми;
подобно бурному пенящемуся потоку, с диким бешенством устремилась толпа на
бронзовую решетку ворот, на высокую каменную стену ограды. Мужчины бились
грудью и головой об эту преграду, теснили, давили друг друга, взбирались на
плечи одни другим, грызли решетку зубами, между тем как жены и матери,
сестры и невесты этих безумцев старались образумить их, посылая проклятия
чародейке, красота которой лишала рассудков этих людей, превращая их в
бешеных безумцев, не помнивших себя.
Скиталец также поднял глаза. Перед ним на краю пилона вся залитая
солнцем стояла женщина. При ее появлении все смолкло, точно замерло. Она
была высока и стройна, в сияющей белой одежде; на груди ее был громадный
кроваво-красный рубин в виде звезды; и звезда эта роняла, словно капли
крови, красные пятна на ее белые одежды, но пятна эти вновь бесследно
исчезали, не нарушая ее девственной белизны. Золотистые кудри чародейки
разметались по плечам, ниспадая до земли, руки и плечи были обнажены. Одною
рукой она прикрывала лицо, как бы желая затенить отчасти свою ослепительную
красоту. Да, это была сама красота!
Те, кто еще не любил, находили в ней свою первую любовь; те же, что
уже любили, видели в ней ту первую любовь, которую каждый из них утратил. И
все вокруг нее было блеск, свет и красота! Голос ее был дивной музыкой,
ласкающей слух и томящей душу, в нем было что-то сулящее счастье, усладу и
негу, что-то манящее душу в неизведанную даль и будившее в каждом мечты и
желания.
Сердце Скитальца дрожало в ответ на ее песню, как дрожат струны арфы
под искусной рукой вдохновенного певца.
А пела она странную песнь:

Та, к кому страстно манила тебя
Чистой любви мечта,
Та, о ком долго скорбела душа,
Видишь, она твоя!
Та, что другому была отдана,
Забыла обет свой любя,
Та, что давно для земли умерла,
Воскресла вновь для тебя!

Она смолкла, и стон страстного томления прозвучал над толпой. Скиталец