"Генри Райдер Хаггард. Черное Сердце и Белое Сердце " - читать интересную книгу автора

все же это что-то съедобное, потому что они точат свои каменные тесаки с
явным намерением приступить к разделке.
Пока Нанеа раздумывала над всем этим, одно из безобразных существ
приблизилось к костру, взяло пылающий сук и подошло, чтобы посветить другому
существу с тесаком в руке. В следующий миг Нанеа отдернула голову, с ее губ
сорвался сдавленный крик. Она поняла, что именно лежит на земле -
человеческое тело. Стало быть, это не духи, а людоеды, о которых в детстве
рассказывала ей мать, чтобы она не забредала далеко от дома.
Но кто этот мертвый человек, которого они собираются съесть? Во всяком
случае, не один из них, ибо мертвец куда больше, чем они. Неужели... неужели
это Нахун, чье тело принесли в Заколдованный лес воды реки, как они принесли
и ее, только живую? Наверняка это Нахун, - и они собираются сожрать ее мужа
у нее на глазах! При этой мысли Нанеа охватил дикий ужас. То, что его
казнили по приказу короля, вполне естественно, но чтобы его тело стало
добычей людоедов! А как может она помешать их гнусному пиршеству? И все же
она должна помешать - даже если это будет стоить ей жизни. В худшем случае
ее тоже убьют и съедят. А после смерти Нахуна и отца Нанеа, лишенной каких
бы то ни было религиозных и духовных надежд и опасений, было совершенно
безразлично, останется ли она в живых или нет.
Нанеа вылезла из дупла и спокойно направилась к людоедам, даже еще не
зная, что предпримет, когда подойдет ближе. Оказавшись возле костра, она
вдруг осознала, что у нее нет никакого плана действий, и остановилась. В
этот самый миг один из людоедов, подняв глаза, увидел высокую, статную
фигуру в белом одеянии; в мерцании костра казалось, будто она то выходит из
густой темной тени, то опять скрывается в ней. Бедный дикарь, который ее
увидел, держал в зубах каменный нож; широко раскрыв большие челюсти, он
издал самый ужасающий, пронзительный вопль, который Нанеа когда-либо
доводилось слышать. Нож, естественно, упал наземь. Когда ее заметили и
остальные, лес огласили крики ужаса. Несколько мгновений лесные изгои, не
шевелясь, глазели на нее; затем они, как испуганные шакалы, ринулись в
ближайший подлесок. Те, кого зулусская традиция считала Эсемкофу, в своем же
заколдованном доме испугались женщины, которую приняли за духа.
Бедные Эсемкофу! Они оказались жалкими, голодными бушменами, загнанными
в это зловещее место много лет назад и вынужденными, чтобы не умереть с
голоду, кормиться единственной доступной им пищей. Здесь, по крайней мере,
никто их не тревожил, и так как ничего другого съедобного раздобыть в этом
диком лесу они не могли, им приходилось довольствоваться тем, что приносила
река. Когда казни совершались редко, для них наступали тяжелые времена -
оставалось только поедать друг друга. Потому-то у них и не было детей.
Когда их нечленораздельные крики замерли вдали, Нанеа подбежала к
распростертому ha земле телу и испустила вздох облегчения. Это был не Нахун,
а один из их палачей. Как он очутился здесь? Может быть, его убил Нахун?
Может быть, Нахун сумел спастись бегством? Это было почти невероятно, и все
же при виде мертвого воина в ее сердце замерцал слабый лучик надежды, ибо
убить его мог только Нахун - и никто другой. Оставить мертвое тело так
близко от своего убежища она не могла, поэтому, поднатужившись, спихнула его
в реку, - и оно тотчас же уплыло, подхваченное быстриной.
Потом, подбросив хвороста в костер, она вернулась в дупло и стала ждать
рассвета.
Наконец, рассвет наступил, в лесу стало чуть светлее; к этому времени