"Кнут Гамсун. Пан" - читать интересную книгу автора

пожалуете в Сирилунн, господин лейтенант? - Он представил мне низкорослого
господина с черной бородкой, доктора, жившего в соседнем приходе.
Девушка подняла вуаль на нос и принялась тихонько беседовать с Эзопом.
Я заметил ее кофту, по изнанке и петлям видно было, что она перекрашена.
Господин Мак представил и ее, это его дочь, зовут ее Эдвардой.
Эдварда быстро глянула на меня через вуаль и опять стала шептаться с
Эзопом и разбирать надпись у него на ошейнике.
- Тебя, оказывается, зовут Эзоп... Доктор, кто такой Эзоп? Я только и
помню, что он сочинял басни. Фригиец, кажется? Нет, не знаю.
Ребенок, школьница. Я смотрел на нее. Высокая, но еще не развившаяся,
лет пятнадцати-шестнадцати, длинные, темные руки без перчаток. Наверное,
придя домой, она отыскала в лексиконе Эзопа, чтобы блеснуть при случае.
Господин Мак расспрашивал меня об охоте. Чего попадается больше? Я могу
свободно располагать любой из его лодок, одно мое слово - и она в моем
нераздельном пользовании. Доктор все время молчал. Когда они пошли, я
заметил, что доктор прихрамывает и опирается на палку.
Я побрел домой; на душе у меня было по-прежнему пусто, я безразлично
напевал. Встреча в лодочном сарае не произвела на меня ровным счетом
никакого впечатления; больше всего запомнилась мокрая манишка господина
Мака с брильянтовой булавкой, тоже мокрой и почти без блеска.



3

Неподалеку от моей сторожки стоял камень, высокий серый камень. У камня
был такой приветливый вид, он словно смотрел на меня, когда я к нему
подходил, и узнавал меня. По утрам, отправляясь на охоту, я приноровился
ходить мимо камня, и меня словно бы поджидал дома добрый друг.
А в лесу начиналась охота. Иногда я подстрелю какую-нибудь дичь, иногда
и нет...
За островами тяжело и покойно лежало море. Часто я забирался далеко в
горы и глядел на него с вышины; в тихие дни суда почти не двигались с
места, бывало, три дня кряду я видел все тот же парус, крошечный и белый,
словно чайка на воде. Но вот налетал ветер и почти стирал горы вдалеке,
поднималась буря, она налетала с юго-запада, у меня на глазах
разыгрывалось интереснейшее представление. Все стояло в дыму. Земля и небо
сливались, море взвихрялось в диком танце, выбрасывая из пучины всадников,
коней, разодранные знамена. Я стоял, укрывшись за выступ скалы, и о чем
только я тогда не думал! Бог знает, думал я, чему я сегодня свидетель и
отчего море так открывается моим глазам? Быть может, мне дано в этот час
увидеть мозг мирозданья, как кипит в нем работа! Эзоп нервничал, то и дело
поднимал морду и принюхивался, у него тонко дрожали лапы; не дождавшись от
меня ни слова, он жался к моим ногам и тоже смотрел на море. И ни голоса,
ни вскрика - нигде ничего, только тяжкий, немолчный гул. Далеко в море
лежал подводный камень, лежал себе, тихонько уединясь вдалеке, когда же
над ним проносилась волна, он вздымался, словно безумец, нет, словно
мокрый полубог, что поднялся из вод, и озирает мир, и фыркает так, что
волосы и борода встают дыбом. И тотчас снова нырял в пену.
А сквозь бурю пробивал себе путь крошечный, черный, как сажа,