"Кнут Гамсун. Пан" - читать интересную книгу автора

пароходик...
Когда я вечером пришел на пристань, черный пароходик уже стоял в
гавани; оказывается, это был почтовый пароход. Посмотреть на редкого гостя
собралось немало народу, я заметил, что как бы ни рознились эти люди,
глаза у всех подряд были синие. Молодая девушка, покрытая белым шерстяным
платком, стояла неподалеку; волосы у нее были очень темные, на них
особенно выделялся белый платок. Она любопытно разглядывала меня, мою
кожаную куртку, ружье, когда я с ней заговорил, она смутилась и
потупилась. Я сказал:
- Носи всегда белый платок, тебе он к лицу.
И тотчас к ней подошел высокий, крепкий человек в толстой вязаной
куртке, он назвал ее Евой. Видно, она его дочь. Высокого, крепкого
человека я узнал, это был кузнец, здешний кузнец. За несколько дней до
того он приделал новый курок к одному из моих ружей...
А дождь и ветер сделали свое дело и счистили весь снег. Несколько дней
было промозгло и неуютно, скрипели гнилые ветки да вороны собирались
стаями и каркали. Но длилось это недолго, солнышко затаилось совсем
близко, и однажды утром оно поднялось из-за леса. Солнце встает, и меня
пронизывает восторгом; я вскидываю ружье на плечо, замирая от радости.



4

В ту пору я не знал недостатка в дичи, я стрелял, что вздумается, то
подстрелю зайца, то глухаря, то куропатку, а когда мне случалось
спуститься к берегу и подойти на выстрел к морской птице, я, бывало, и ее
подстрелю. Славная была пора, дни делались все длиннее, воздух чище, я
запасался едой на два дня и пускался в горы, к самым вершинам, там я
сходился с лопарями-оленеводами, и они давали мне сыру, небольшие жирные
сыры, отдающие травой. Я ходил туда не раз. На возвратном пути я всегда
подстреливал какую-нибудь птицу и совал в сумку. Я присаживался и брал
Эзопа на поводок. В миле подо мной было море; скалы мокры и черны от воды,
что журчит под ними, плещет и журчит, и все одна и та же у воды
незатейливая музыка. Эта тихая музыка скоротала мне не один час, когда я
сидел в горах и смотрел вокруг. Вот журчит себе нехитрая, нескончаемая
песенка, думал я, и никто-то ее не слышит, никто-то о ней не вспомнит, а
она журчит себе и журчит, и так без конца, без конца! Я слушал эту
песенку, и мне уже казалось, что я не один тут в горах. Случались и
происшествия: прогремит гром, сорвется и упадет в отвес обломок скалы,
оставив дымящуюся осколками дорожку на круче; Эзоп тотчас же поднимал
морду, принюхивался, он недоумевал, откуда это тянет гарью. Когда потоки
талого снега проточат ложбинки в горах, достаточно выстрела, даже громкого
крика, чтобы большая глыба сорвалась и рухнула в море...
Проходил час, а то и больше, время бежало так быстро. Я спускал Эзопа,
перебрасывал сумку на другое плечо и шагал к дому. Вечерело. Сойдя в лес,
я неизменно нападал на знакомую свою тропку, узенькую ленту, всю в
удивительных изгибах. Я прилежно следовал за каждым изгибом, - спешить
было некуда, никто ведь меня не ждал; вольный, как ветер, я шел по своим
владеньям, по мирному лесу, и мне не к чему было ускорять шаг. Птицы уже