"Кнут Гамсун. Пан" - читать интересную книгу автора

вставал даже и в два, чтоб вместе со зверьем-и птицами порадоваться на
восход.
И ко мне подобралась весна, кровь билась в жилах так громко, будто
выстукивали шаги. Я сидел у себя дома и думал о том, что надо бы осмотреть
вентеря и лесы, однако же и пальцем не шевелил; смутная пугливая радость
бродила в сердце. Но вот Эзоп вдруг вскочил, замер и коротко тявкнул. К
сторожке уже подходили, я поскорей стянул с головы картуз и услышал под
дверью голос йомфру Эдварды. Значит, они с доктором, как обещались, решили
запросто, без церемоний заглянуть ко мне.
- Да нет, он дома, - услышал я. И она вошла и неловко протянула мне
руку. - Мы и вчера тут были, да вас не застали, - пояснила она.
Она села на нары, поверх одеяла, и стала оглядывать мою сторожку;
доктор поместился рядом со мной на скамье. Мы принялись болтать, мы
говорили о всякой всячине; между прочим, я рассказал им, какой зверь
водится в лесу и когда какую дичь запрещается стрелять. Теперь запрещается
стрелять глухарей.
Доктор опять больше помалкивал; когда же взгляд его упал на фигурку
Пана у меня на пороховнице, он пустился разъяснять миф о Пане.
- А как же вы будете жить, - вдруг сказала Эдварда, - когда всю дичь
запретят?
- Рыба, - сказал я. - Выручает рыба. Еда всегда найдется.
- А почему бы вам не обедать у нас, - сказала она. - В прошлом году в
этой сторожке жил один англичанин, так он часто приходил к нам обедать.
Эдварда глянула на меня, и я на нее. Тут сердце мое дрогнуло, как от
нежного привета. Это все весна, все яркий день, мне запомнилась та минута.
И потом, у Эдварды были такие восхитительные, дугами выгнутые брови.
Она заговорила о моем жилище. Стены у меня были увешаны разными шкурами
и перьями, просто логово дикаря. Эдварде это понравилось.
- Настоящее логово, - сказала она.
Подарить гостям было нечего, я подумал, как бы доставить им
удовольствие, и решил зажарить птицу. Можно есть ее руками, как на охоте;
это очень весело.
И я зажарил птицу.
Эдварда рассказывала про англичанина. Такой чудной старик, сам с собой
разговаривал. Он был католик и всюду таскал с собой в кармане молитвенник
с черными и красными буквами.
- В таком случае, полагаю, он был ирландец? - спросил доктор.
- Ирландец?
- Ну да. Если уж он был католик?
Эдварда покраснела, запнулась и отвела глаза:
- Ах, наверное, он был ирландец.
И она стала скучная. Мне сделалось жаль ее, захотелось поправить дело,
и я сказал:
- Ну конечно, правда ваша, он был англичанин, ведь ирландцы не ездят в
Норвегию.
Мы сговорились как-нибудь поехать на лодке поглядеть, как сушат рыбу...
Я проводил их немного, вернулся и сел поправлять снасти. Сачок висел на
гвозде у двери, и несколько петель прорвалось от ржавчины; я заострил
крючки, загнул их, проверил невод. Как трудно было собраться и думать о
делах! В голове мелькали все ненужные мысли. Нехорошо, что я оставил